«Большая» кинофестивальная тройка «Венеция — Канны — Берлин» — все. Шестого сентября закончилась Венеция, обернувшаяся скандалом по поводу фильма о ситуации в Газе, и самое время подвести итоги, в каком состоянии находится современное кино и какие вызовы (кроме новостных) перед ним стоят. Кинокритик Тома Ходова считает, что будущее, если оно у нас есть, — за женщинами.
Удивительно, насколько программы двух престижных фестивалей, разделенных всего тремя летними месяцами, могут разительно отличаться друг от друга. Мы уже рассказывали, как современные режиссеры все больше задумываются о том, какой конец предстоит человечеству (то, что он точно предстоит, уже принято как факт). Не обошлось без этого и в программе только что прошедшего Венецианского фестиваля. Канны, которые прошли в мае, хоть и транслировали пессимистичный взгляд на жизнь, делали это через призму женского опыта. Кураторы Венеции явно решили исправить этот дисбаланс и заполнили свою программу тестостероном. Правда, совсем не в том виде, в котором можно было бы подумать.
В обществе, где поп-культура все больше задается вопросами об установках, навязываемых патриархатом, гендерных нормах, токсичной маскулинности, насилии и размытии ролей между женщинами и мужчинами, последние все больше задумываются о том, кем они являются в новом мире и в чем состоит их главная функция. Так, «Крушащая машина» американца Бенни Сэфди, за которую он получил приз за режиссуру, на первый взгляд похож на фильм из девяностых — не только визуально, но и по содержанию. Дуэйн Скала Джонсон в своей первой драматической роли играет бойца смешанного стиля Марка Керра. Керр получил прозвище Нежный Гигант: несмотря на внушительную мускулатуру, он неизменно вежлив и приветлив с окружающими. И все бы было хорошо, если бы не его зависимость от опиоидов и подружка (Эмили Блант), которой надоело с ним нянчиться.
Если же отвлечься от перипетий сюжета, житие Керра превращается в историю про «единорога» — сильного мужчину, который не знает, что делать, если он хоть раз проиграет. И когда это «невозможное событие» все-таки происходит, герою приходится полностью пересмотреть свою жизнь. Во время вручения наград фестиваля Сэфди призвал публику на примере «Крушащей машины» тренировать в себе «активную радикальную эмпатию». Лишенный своего статуса победителя, Керр больше не может подавлять чужую волю на ринге и подчинять себе, потому что теперь он сам не знает, кто он есть на самом деле. Герой находит выход в отказе от амбиций, мужской дружбе и семейной жизни.
{{slider-gallery}}
Такого же сочувствия требует для своего героя и Ноа Баумбах, который тоже, по своему же признанию, немного потерял себя и желание снимать кино. Волю к жизни ему вернула актриса Эмили Мортимер и их совместный проект «Джей Келли», который режиссер представил в основном конкурсе Венеции. Если отмести внешнее, герой Джорджа Клуни, голливудский актер Джей Келли, чем-то похож на Керра: в его жизни нет ничего, кроме работы. Самоутверждение за счет популярности и успеха — единственное, что приносит ему удовлетворение, поэтому такие мелочи, как друзья и семья, были отодвинуты на второй план. Однако одна встреча заставляет героя задуматься, правильный ли он сделал выбор и кем он является на самом деле, когда выходит из роли всеми любимой звезды.
Активное сочувствие белому привилегированному мужчине не самый популярный нынче жанр даже для Венеции. Поэтому от «Джея Келли» после просмотра, как от Чеширского кота, остается только белозубая улыбка Джорджа Клуни. Однако если взять настоящего кинематографиста, который действительно пытается посмотреть на всю свою в ретроспективе, здесь кризис идентичности сподвигает автора на самые неутешительные выводы.
{{slider-gallery}}
Американский документалист Росс Макэлви снял, наверно, один из самых грустных фильмов фестиваля. Макэлви стал известен благодаря ироничной работе «Марш Шермана» 1985 года, ставшей революционной в американской документалистике. Изначально режиссер планировал снять историческую документалку о Гражданской войне на американском Юге, но в итоге фильм трансформировался в личный дневник, в котором Макэлви очень неуклюже пытается найти любовь. Режиссер впервые в американском кино сделал самого себя активным участником действия и превратил свой фильм в смелый самоанализ, который заодно стал актуальным срезом американского Юга.
Формально «Ремейк» должен был стать картиной о том, как Макэлви снимает документалку о художественном ремейке «Марша Шермана». Однако где-то посреди бесконечных переговоров о правах и производстве фильма умер сын режиссера, что заставило его поднять архивы и подвергнуть свою жизнь жесткому анализу в поиске ответа на вопрос, мог ли он что-то сделать по-другому, чтобы его сын не стал наркоманом и не умер от передозировки. Два часа Макэлви, который скоро разменяет восьмой десяток, препарирует свою карьеру, семейные отношения и фундаментальное решение 40 лет назад стать режиссером. Он смело выворачивает себя наизнанку прямо на глазах у публики, и этот болезненный поиск каких-то понятных причин и логических объяснений тому, что уже нельзя исправить, — само по себе душераздирающее зрелище.
При этом если американец беспощаден к самому себе, грек Йоргос Лантимос, представивший в конкурсе научно-фантастический фильм «Бугония», не оставляет надежды всему человечеству. Его главный герой — снова грустный, разочаровавшийся в жизни мужчина в исполнении Джесси Племонса, уверенный в том, что глава влиятельной корпорации (Эмма Стоун) — инопланетянка, которая хочет уничтожить Землю. «Бугонию» можно было бы проинтерпретировать и как фильм о травме, и как оправдание конспирологии, и даже как портрет среднестатистического пользователя интернета. Однако Лантимос говорит о том, в чем не могут себе признаться многие герои из фильмов венецианской программы: мы во всем виноваты сами и, сколько бы ни придумывали себе оправданий, когда-нибудь нам придется столкнуться с неприятной правдой лицом к лицу.
{{slider-gallery}}
Но если все вышеперечисленные фильмы занимались саморефлексией, то некоторые работы на биеннале также пытались найти выход из кризиса идентичности, в котором обнаружили себя современные мужчины. И удивительно, насколько много режиссеров (мужчин) видят ответ в размытии той самой идентичности и полном растворении друг в друге. Гомогенность — рецепт от всех бед. Ведь если все выглядят и ведут себя одинаково, то никто не лучше и не хуже остальных.
Британский режиссер Оскар Хадсон остроумно воплощает эту концепцию в жизнь в своем дебютном фильме Straight Circle о государственной границе двух вымышленных стран, где в качестве примирения строят совместный пограничный пункт. В нем служат два солдата — каждый на своей стороне, — которые тихо ненавидят друг друга. Один — строгий лысый педант, другой — длинноволосый раздолбай. Однако чем дольше они проводят время в пустыне наедине друг с другом, тем больше размываются границы между их убеждениями, мыслями, желаниями и странами, которым они служат. Желание стать полным отражением друг друга превращается в обсессию, полностью поглощающей их существование.
Примерно такой же прием использует Марк Дженкин в экспериментальной драме «Роза Невады». Каллум Тернер и Джордж Маккэй играют матросов, застревающих во временной петле. Неожиданно для них обоих, после того как они возвращаются домой, все начинают воспринимать их как моряков, погибших много лет назад. И если герой Маккэя пытается активно сопротивляться этим изменениям, то Тернер просто примеряет на себя личность, которую ему выбрало общество. До тех пор, пока это сулит ему хотя бы минимальный комфорт, он готов полностью отказаться от своей идентичности и погрузиться в чужую.
В фильме датского режиссера «Последний викинг» Андерса Томаса Йенсена рассказывается легенда о племени викингов, сын вождя которого, потерявший в бою руку, страдает от того, что из-за своей особенности больше не похож на других. Тогда вождь приказывает всем отрубить себе руку, чтобы все в племени были одинаковы и никто не чувствовал себя исключенным из сообщества. Потом кто-то теряет ногу, и все отрубают себе ногу. И так до конца, пока все викинги остаются без головы. Персонажи фильма, как и племя из легенды, чувствуют себя комфортно только в окружении себе подобных. Поэтому даже пестрая компания людей с нейроотличиями, где каждый считает себя Джоном Ленноном, Ринго Старом или Бьорном Ульвеусом из ABBA, совершенно нормальна, если каждый ее член примет на веру их общую «реальность».
{{slider-gallery}}
Женщины Венеции при этом смотрят на вызовы, которые стоят перед человечеством, с более созидательной точки зрения. Пока мир разваливается на глазах, необходимо отстраивать его заново, находить радость в труде и в связи со всеми живыми существами.
В драме «Молчаливый друг» венгерской постановщицы Ильдико Эньеди исследуется поиск связи между всем сущим, и иногда ее гораздо проще найти с домашней геранью, нежели, например, с соседом из крови и плоти. В фильме переплетается три истории: в 2020 году ученый (Тони Люн Чу-Вай), изучающий сознание младенцев, из-за пандемии оказывается заперт в кампусе немецкого университета и за неимением других объектов для изучения пытается найти общий язык с растениями. В 1908 году молодая женщина (Луна Ведлер) становится первой студенткой того же немецкого университета и создает инновационную систему классификации растений. А в 1972-м студент влюбляется в свою соседку, которая изучает язык комнатной герани, и в итоге с растением отношения налаживаются гораздо лучше и быстрее, нежели с девушкой.
Эньеди совершенно четко призывает оторвать глаза от мониторов и посмотреть вокруг на всех «молчаливых друзей», которые нас окружают и являются гораздо большей частью нашей жизни, чем можно было бы подумать. Во времена, когда мы не можем наладить контакт даже с теми, кто, казалось бы, разговаривает с нами на одном языке, связь с природой оказывается как никогда важной. Изучая планету, мы можем лучше понять самих себя и наконец-то осознать, что мы не можем существовать в цифровом вакууме.
{{slider-gallery}}
О том же самом говорит македонская документалистка Тамара Котевска в фильме «Сказ о Силиане», где на примере реальной дружбы обычного фермера и белого аиста, которого он спасает со свалки, показывается, насколько взаимопомощь и сочувствие могут изменить реальность вокруг. «Сказ о Силиане» — это прежде всего важный экологический и социоэкономический комментарий: закат традиционного фермерства ведет к уничтожению целых экосистем. В одной из сцен фермеры от отчаяния и злости начинают жечь собственные поля, чтобы хотя бы получить страховку. Однако режиссер, как и ее главные герои, всегда находит путь к созиданию, несмотря на все разрушение вокруг.
{{slider-gallery}}
Созидание проповедует и героиня исторического мюзикла Моны Фаствольд «Завещание Анны Ли», которая находит необычный способ для борьбы с патриархатом и поиска нового смысла жизни — создание собственной религии. Фильм основан на реальной истории о безграмотной швее Анне Ли (Аманда Сайфред), которая после неудачного замужества и смерти четырех детей оказывается в тюрьме, где ей приходит видение, что она является вторым пришествием Иисуса Христа. Выйдя на свободу, Ли основывает движение шейкеров и отправляется проповедовать в США. Несмотря на религиозный контекст, новый фильм Фаствольд говорит не столько о вере, сколько о свободе духа, который ищет способы сбежать от любой формы угнетения — будь то репродуктивное давление или война. Главными принципами шейкеров были равенство мужчин и женщин в управлении коммуной, целибат и труд как форма молитвы.
{{slider-gallery}}
Какое же мировоззрение возьмет верх в поп-культуре? Здесь стоит вспомнить слова Стивена Содерберга, который всегда смотрит на киноиндустрию трезво и без ложных надежд: успех фильма всегда определяет рынок, как бы цинично это ни звучало.
В Венеции, несмотря на засилье потерянных мужчин, одними из самых ярких работ оказались именно фильмы женщин. Однако, к сожалению, популярность кино часто зависит не от силы художественного высказывания, а от таких банальных вещей, как дистрибуция, маркетинговые кампании и награды. Венецианское жюри во главе с американским режиссером Александром Пэйном поддержало мужскую точку зрения — «Золотой лев» ушел даже не депрессивному, а амбивалентному «Отец, мать, сестра, брат» Джима Джармуша, который из двух зол выбрал третье — бездействие.
Полина Садовникова и Мария Бессмертная воспользовались этим поводом, чтобы пересмотреть свои любимые вампирские саги в строго рабочее время. Пройдите его и узнайте, какой вы вампир.