Лев Зулькарнаев

«Я актер от слова “act” — “действуй”».

Один из самых интересных актеров современного российского кино и театра Лев Зулькарнаев, в прошлом году ставший еще и медиаменеджером  — первый герой A-list SETTERS Media в этом году. По нашей просьбе с ним поговорил кинообозреватель Артем Ремизов — о профессии, родной Тюмени, ролях мечты и о том, как не идти на поводу у популярности.

Ты в своих интервью всегда очень тепло вспоминаешь свой родной город Тюмень. Как там обстоят дела с кино?
Там с кино так же, как в любой провинции сейчас. Место, оставленное кинобогом. Ну на самом деле не совсем так. Реинкарнировали ведь Свердловскую киностудию. Про Якутию вообще не говорю, а в Тюмени вот появляется продакшен, они недавно сняли фильм с Яриком Могильниковым (Ярослав Могильников — актер, коллега Льва по сериалу «Слово пацана». — Прим. SM). Появляются, в общем, какие-то точечные истории, но киностудии так и нет — я вот недавно был и спрашивал. Я не знаю, во что упирается это неразвитие, — в общем, лишены они дотаций от местных властей. Но есть ощущение, что раз первые такие ростки взошли, то это может привести к чему-то индустриальному.
Скучаешь?
Первое время, когда уехал, где-то в 16-17, очень скучал. Я приезжал, и там все еще было как бы теплое. Еще не остыло ничего, было за что цепляться. Было за кого цепляться. Сейчас, спустя ...дцать лет, там остались только бабушки, какие-то родственники. Круг общения из детства перестал существовать для меня. Кто-то уехал из Тюмени, с кем-то потерял связь. Я же пересилил себя, чтобы переехать. Не было большого желания. И потом ловил себя на строчках Шпаликова о том, что «никогда не возвращайся в прежние места». Потому что «даже если пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне». А я все равно приезжал, мы все всё равно возвращаемся, чтобы найти. Я вообще отношусь к детству как к утраченному раю, покинутому, оставленному раю, где было очень хорошо.
Ты говорил, что это безусловное счастье.
Безусловное счастье, которое неповторимо потом. Это может звучать слишком фатально — наверняка повторимо в каком-то другом виде. Но вот именно такого рая больше не будет. Все, дальше начинается жизнь. Я в этом убежден. И ты, конечно, возвращаешься в поисках этой беспечности и беззаботности. Возвращаешься — и не находишь. Нет там больше ничего такого. Поэтому сейчас я приезжаю в Тюмень скорее как на кладбище детства, положить цветочек на могилку, вот так.
А что Лев Зулькарнаев искал в Тюмени, когда был молод? Что делал?
Во-первых, мне кажется, что я был по-настоящему счастлив, поэтому я ничего не искал. Я не обременял себя какими-то хотелками и поисками. Я просто играл. У меня всегда была какая-то потребность, потенция к игре. Постоянно играть — на сцене, в домашнем спектакле, в каких-то квестах, играть с друзьями. Все время хотелось уйти в эскапизм. Оказываться в каких-то воображаемых мирах. И вот это я и делал. А сейчас... Сейчас пришлось потратить пару лет, чтобы обрести какую-то мало-мальскую востребованность в индустрии, чтобы эти возможности игр продолжались в том же объеме.
А теперь это выглядит просто как проекты и выпускаемые спектакли.
За которые мне еще платят.
То есть актерство — это для тебя был осознанный выбор на самом деле?
Сколько себя помню, я всегда хотел быть актером.
Я не могу не спросить тебя про уже культовые вещи в твоей карьере. Два года прошло со «Слова пацана».
Я вчера сидел, извините за подробности, вечером на горшке...
Так.
...И подумал: «А вот „Слово пацана“ — это действительно культовая вещь». Я впервые в своей голове назвал ее культовой.
Почему только сейчас?
Потому что время прошло. Если по-честному, то должно пройти пять — десять лет. Если будет эффект как с «Бригадой», тогда да, это можно будет называть культурным феноменом. Такие слова ему подходят. В моей жизни это сейчас как некий призрак, фантом. Я его ассоциирую с вот этой птицей из «Бердмэна», которая ходила по пятам за главным героем. Я вот так же ощущаю эту ходящую за мной по пятам тень этого сериала. То есть я уже болезненно реагирую, когда меня кликают «Зима!» на улице.
Я хотел статью назвать «Зима, холода», но не буду.
Да, я как-то уже дергаюсь. Я понимаю, что не могу подойти к каждому человеку и начать показывать ему все свои работы. Понятно, что для кого-то я так и останусь просто Зимой. Но мне бы хотелось быть любому Зулькарнаевым. Некоторые актерские работы у меня не менее достойные, я считаю. Хочу, чтобы у зрителя они тоже равноправно ассоциировались со мной, так же как ассоциируется слово «профессионал». Я, может быть, говорю глупости, потому что, в общем-то, зачем думать о том, что о тебе подумают и так далее. Но я об этом думаю.
Ну это нормально, ты имеешь право. Ты бы хотел еще в карьере такой же культовый проект или хватит одного? Как ты вообще считаешь, у актера их может быть много?
Если их будет много, это супер.
Почему?
Ну потому что Аль Пачино, потому что Роберт Де Ниро, Дастин Хоффман, Джуд Лоу, Дэниэл Дэй-Льюис.
А не загоняет ли это актера в рамки? Каждый проект должен быть еще круче, и, когда он не получается...
Нет, мне кажется, наоборот, круто себя перепрошивать. Для меня, например, «Гитлер Капут!» — это культовый фильм. Это же необязательно хороший.
Согласен.
«Универ», «Реальные пацаны». Вот «Санта-Барбара» — это культовый сериал?
Ну это, б***ь, извините, это е***ь.
Но он хороший? Вот по качеству? Ты же вот занимаешься исследованием кино…
Я не смотрел никогда осознанно его.
«Слово пацана. Кровь на асфальте». Источник: ru.kinorium
В общем, здорового человека и здорового артиста это не должно обременять. Классно сняться еще в чем-то совсем андерграундном. Вот, например, Де Ниро снялся в «Дедушке легкого поведения» и не умер. Что, он не культовый? Ты мне сам плакат «Таксиста» на день рождения дарил.
Де Ниро — культовый мужик, это очевидно. А вот вопрос про награды и признание. Какие у тебя с этим отношения? У сериала «Она такая классная» не было номинаций, хотя это суперкачественный проект. Тебя не номинировали на «Белого слона». Ты переживаешь или это просто приятный бонус?
Нет, это меня не расстраивает. Я могу как-то секундно отреагировать: «Ну е..., ну вы хоть посмотрите». Но ты правильную тему затронул. Болезненно ли непризнание для артиста? Вот дали награду, не дали... Это, мне кажется, не показатель признания. Признание — оно же ощутимо, ты всегда чувствуешь, как тебя принимает индустрия, пишут ли о тебе, особенно зритель, и так далее. Какие у тебя предложения, есть на тебя спрос или нет, нужен ты или не нужен. Это же трагедия для артиста — быть ненужным. Я как-то внутренне склоняюсь к словам Олега Павловича Табакова, который говорил, что неуспешного артиста не существует. Артист должен быть успешным. Он говорил, собственно: «Если не успех, то без меня, ребят». Это его фраза. Это большая трагедия, и это большой страх, который ходит за артистами. Особенно когда говоришь не «актер», а именно «артист». «Артист» — это вообще плохое слово.
Почему? Мне нравится.
Потому что «артист» — от слова «art».
Искусство — это плохо?
А «я актер» — от слова «act», «действуй».
Ну извините! А как ты сам оцениваешь свой успех? Ты разделяешь театр, твой любимый «а39», и кино? Ты же очень любишь этот театр. Видно, как ты улыбнешься за него. Как творец.
Конечно, это же все мое родное, еще из института идущее. Мне кажется, в кино я еще не сделал пока ничего такого, чем можно было бы по-настоящему гордиться. Нет, я вижу хорошие роли, но хорошие, классные проекты, но чтобы гордиться и чтобы я...
Ты думаешь, гордыня — это плохо для актера?
Не плохо, нет, я бы с удовольствием испытал гордость за роль. Но я пока ее не просто не испытываю — я не сделал, грубо говоря, ничего великого, что можно было бы оставить. Пока чувствую некий недораскрытый потенциал. Более того, чем дальше я иду, тем отчетливее я понимаю, что я вообще не понимаю, как этим заниматься. То есть в чем технологии, инструмент, в чем база, в чем основа. Чем больше я изучаю мастерство, тем больше я понимаю, что я вообще ничего не понимаю. Я вижу некую перспективу, я вижу путь, интерес и азарт воплотить внутренний потенциал в действительно большой актерской работе. И при этом открыть какие-то новые стороны, новые границы себя как актера — с новыми познаниями в профессии, с новым погружением в метацентр.
Мне хочется какой-то несуществующей таблеткой расширить свои возможности.
Как в «Областях тьмы»?
Как в «Областях тьмы», да. Расширить свое сознание именно как актера и воплотить это в большую роль. Поэтому я чувствую нереализованный, конечно, потенциал. Но это не трагедия, а, наоборот, стимул и азарт, недовоплощенность, которая меня подстегивает.
А есть роль мечты?
У меня есть большое желание сыграть Печорина из «Героя нашего времени» и большое желание сыграть князя Мышкина из «Идиота». Две дикие полярности. Это плюс и минус. Опустошенный своей порочностью человек и буквально Иисус. И я вижу и в себе эти полярности.
Многие считают, что среди всех творческих процессов актерство — это то, что позволяет тебе лучше всего узнать себя. Проживая чужую жизнь, иначе смотришь на свою. Лучше, чем музыка, лучше, чем живопись. Такая психотерапия.
Я не занимался музыкой или чем-то еще и не могу сравнивать и тем самым умалять психотерапевтические опыты других, значит, людей искусства. Но что касается актерской профессии, это 100% так. На самом деле мне хочется уйти от темы психологии — это какой-то современный бич. Каждый пытается рассказать соседу, как ему исправиться или стать лучше. Но тем не менее я скажу, что актерская профессия порой очень похожа на психоанализ. Она действительно помогает тебе на себя посмотреть. Вообще, настоящий, подлинный актерский акт — это лучшее, что со мной происходило с точки зрения открытия, совершенствования себя как человека, живого существа. Потому что это не про притворство. Настоящий актер не притворяется и не изображает, уж тем более он не становится кем-то другим. Ну это вообще бред. Это как вообще? Ты можешь стать другим, если ляжешь под хирургический нож, не знаю. И то, в сущности, ты останешься таким же.
Когда мы начинаем смотреть на себя глазами других людей, мы начинаем зацикливаться.
А актерская профессия помогает.
Ты постигаешь очень простую истину.
Актер воплощается через партнера, он воплощается через то, где его внимание. Он дарит внимание партнеру или объекту, с которым взаимодействует, с которым противодействует. Я — это ты. Я не играю сам с собой в игру. Не концентрируюсь на себе, на своем голосе, на своей технике. Я считаю, что и в жизни это взаимодействие с людьми самое важное. Через другого человека жить. Когда у нас панические атаки, мы очень сильно зациклены на себе. Что мы делаем? «Так, я сейчас здесь, вот стул, вот Артем, все вокруг...» Самый первый выход из панических атак происходит именно через то, что мы начинаем понимать, что мы не одни и что вокруг нас. Поэтому, конечно, это подлинный духовный психотерапевтический акт. И по сути, христианский акт. Возлюби ближнего своего — вот актерский поступок.
«Путешествие на солнце и обратно». Источник: kinopoisk.ru
Вот смотри, у тебя сейчас выходит новый фильм Ромы Михайлова, который стал за последнее время рок-звездой в тусовке, а потом «Буратино» — твоя работа внутри этих проектов отличается?
Ничем. Абсолютно ничем.
То есть адаптироваться под проект не нужно?
Это похороны себя на месте. Режиссер-то не должен думать о зрителе, потому что это часто за него делают продюсеры, а актер... Это не его работа. Если ты думаешь о зрителе, то у тебя целеполагание смещено с творчества. Какой зритель? Я его не знаю!
Ты в этом году в A-листе SETTERS не просто как актер. Вы в этом году с Трифоном Бебутовым запустили медиа Dreamcast. Название весомое и сильное. Зачем это тебе вообще нужно? Зачем это актеру Льву Зулькарнаеву?
У меня просто есть некоторые вопросы к тому, как мы занимаемся кино внутри индустрии, порой к нашим внутренним целеполаганиям. И вот мы, во-первых, создали медиа для людей, которые неравнодушны, а во-вторых, объединили вокруг этого медиа людей, которых не все устраивает, скажем так. Ведь никогда не может устраивать все. Хочется открыто говорить о каких-то очевидных проблемах. Мне, честно говоря, не очень нравятся наши телеграм-каналы про кино. Я не понимаю их язык, они очень хвалебные. Либо нейтральные, это еще ок. И вот шоу, которое мы запустили, — мы в нем приглашаем людей к разговору, мы говорим с гостями о каких-то проблемах, внутричеловеческих и внешних. Вот у нас вышел сейчас выпуск с Харламовым. Мне кажется, это пока наша вершина. Мы там выступили просто как Толстая и Смирнова и предъявляли Гарику за отсутствие интеллектуального контента. При этом мы еще сознательно играли в такую провокацию и транслировали клише, которые есть вокруг Гарика. И вот посмотри комментарии: «Как з****л этот лысый картавый в очках».
Аудитория VK своеобразная, к сожалению.
Да?
Ну конечно, там токсичность комментариев такая... Я про себя наслушался такого говна, когда подкаст «Кинопоиска» вел. Каждый выпуск — везде комментарии: «Господи, опять этот... Беззубый, который думает, что разбирается в кино».
Тебя это не триггерило?
Нет. Мне, наоборот, захотелось YouTube-канал завести. Беззубая кинокритика. Но пока еще не успел. Ни зубы сделать, ни канал завести.
Нет, когда ты сделаешь зубы, придется переименовывать — «Зубастая кинокритика».
Сейчас будет, может быть, немного бестактный вопрос. Сейчас создается много лайфстайл-медиа, не только о кино, и многие из них просто не выстреливают, стагнируют, топчутся на одном месте. Вы не боитесь, что с вами так произойдет?
Нет, я не боюсь: та точка, к которой мы идем, лежит далеко за пределами одного года. Мы хотим создать большое медиа о кино со своим языком.
DREAMCAST | Гарик Харламов. Источник: vk.com / DREAMCAST
А как ты все это совмещаешь? У тебя съемки, театр, к друзьям на премьеру надо сходить — и Dreamcast.
Для этого у меня есть агенты. Сам бы я точно не справился. Они сейчас занимаются графиком всего. Я до их появления в моей жизни практически сошел с ума: все время в чатах, смотришь на какие-то договоры и графики.
У меня финальный вопрос — и пойдем. Вот скажи: почему человек должен следить за актером Львом Зулькарнаевым?
Это с чего он должен? Он ничего не должен!
Расходимся.