Для цикла, посвященного соцсетям, SETTERS Media попросило исследователя поп-культуры Никиту Солдатова рассказать, как феномен internet boyfriends чувствует себя во времена «кризиса маскулинности», и порассуждать, сможет ли условный Тимоти Шаламе справиться с инцелами.

‍Перефразируя героев фильма «Достучаться до небес», в 1997 году под песню I Will Survive впервые показавших напуганному постсоветскому мужчине броманс без чернухи: «На небе только и разговоров, что о маскулинности». Той самой маскулинности, которая, как знает каждый школьник, теперь в глубочайшем кризисе.

Начало этого кризиса принято отсчитывать с движения MeToo, когда женщина окончательно стала человеком и дала своему ближнему сдачи. С тех пор многие гетеросексуальные мужчины впервые испытали на себе то, что представительницы «второго пола» знают наизусть с зарождения мира, — страх не только перед случайным хукапом, но даже перед походом на свидание, которое рискует закончиться трагедией. В случае с мужчинами — не изнасилованием или убийством, которые встречаются, но реже, а обвинением в харассменте, когда ничего дурного не помышляющий кавалер вдруг по старой памяти схватит визави за талию и тут же будет записан в главные насильники всех времен рядом с Харви Вайнштейном. В природе подобных случаев, впрочем, почти не наблюдалось. Наоборот, согласно данным Центра по контролю и профилактике заболеваний США, мужчины (гетеросексуальные) чаще подвергаются сексуализированному насилию, чем оказываются ложно обвиненными в нем. Это, впрочем, не помешало возникнуть соответствующей теории заговора о чуть ли не тайном обществе феминисток, которые фабрикуют дела об изнасилованиях с целью окончательного решения мужского вопроса.

Такой ответ на эмансипацию тоже не новость. От суфражисток и далее везде женщин, боровшихся за свои права, всегда объявляли разрушительницами естественного порядка, которым только дай волю — и они не глядя кастрируют своих братьев, мужей, сыновей и отцов. От всех прежних нынешнюю волну реакционной ереси отличает ее промышленный масштаб — как легко догадаться, из-за соцсетей.

{{slider-gallery}}

Винить TikTok и его желательных и нежелательных коллег во всем, от «эпидемии депрессии» до правого поворота, стало общим местом, однако редко где удается так отчетливо наблюдать влияние алгоритмов соцсетей на общественное сознание, как в случае с женоненавистническим контентом.

Как показали многочисленные — без шуток, их десятки — журналистские и научные расследования последних двух лет, лента каждого новичка, указавшего при регистрации мужской пол, превращается в рассадник мизогинии либо за несколько минут (YouTube Shorts и TikTok сует сексистский контент через 23 минуты), либо за пару недель (пустому аккаунту журналистов Guardian — без лайков, друзей и подписок — Facebook* на третью неделю самостоятельно начал выдавать мемы о том, что женщины слишком много болтают). И так происходит, даже если лайкать исключительно кошек.

Руководители соцсетей регулярно открещиваются от подобных обвинений, прикрываясь каждый раз новейшими механизмами модерации (полу)экстремистского контента, но в доступе к своим алгоритмам все равно отказывают.

Благо есть перебежчики. Так, бывший аналитик TikTok Эндрю Куанг утверждал, что «поляризация не побочный эффект, а основа бизнес-модели» всех соцсетей. Фрэнсис Хоген, бывший менеджер по продукту Facebook, рассказывала, как они намеренно разжигали конфликты, чтобы повышать вовлеченность, а значит, и прибыль.

Именно благодаря такой работе алгоритмов треш-блогер и реалити-звезда десятого ряда Эндрю Тейт превратился в квинтэссенцию современной мужественности. Еще недавно обреченный оставаться маргинальным лайфкоучем — хоть и с токсичной изюминкой, — он не просто оседлал волну ресентимента после MeToo, но и стал чуть ли не главным для современных молодых мужчин примером для подражания, которого им, как выясняется, жизненно не хватало.

В это трудно поверить, но надо признать: современным мужчинам не на кого равняться. Да, именно так: чтобы сотворить себе ну хоть какого-то мало мальского кумира, им не хватает ни всей мировой литературы с четырьмя апостолами, Д'Артаньяном, Шерлоком Холмсом, Гарри Поттером и Ромео, ни фильмов со Штирлицем, Шиндлером, Индианой Джонсом, Джеком Воробьем и Тедом Лассо (не говоря уж о дедушках вроде Ленина, Черчилля, Эйнштейна, Джаггера или Клуни, которые еще совсем недавно вполне могли сойти за ролевую модель умеренной токсичности для тех, у кого в паспорте стоит буква «М»). Казалось бы, на недорепрезентацию мужчинам грех жаловаться, однако, согласно недавнему маркетинговому исследованию Dove Men+Care, только 7% мужчин в мире ассоциируют себя с образами маскулинности, которые транслируют медиа.

В этой связи интересны результаты еще одного исследования — «О роли индустрии развлечений в борьбе с кризисом маскулинности в США», проведенного крупнейшей в Голливуде консалтинговой компанией NRG, которая тестирует трейлеры и разрабатывает рекламные кампании для Netflix, Disney, Warner Bros., Apple. Опросив тысячи мальчиков и мужчин от восьми до 30 лет и их родителей, исследователи обнаружили «единственное, в чем большинство опрошенных, вне зависимости от возраста и политических предпочтений, согласны: сейчас остро не хватает историй об эмоционально уязвимых и откровенных в своих чувствах мужчинах». В NRG отдельно подчеркивают, что среди опрошенных были и республиканцы, сторонники Трампа, выступающие за маскулинность в ее токсичном изводе, то есть примерно те, кто так ждал образец для поведения… но дождался лишь Эндрю Тейта.

{{slider-gallery}}

Еще интереснее, что запрашиваемый образец для поведения есть, только те же самые алгоритмы показывают его не мужчинам, а женщинам — аккурат в соответствии с хрестоматийным принципом «мужчины с Марса, женщины с Венеры», который еще 30 лет назад, казалось, окончательно похоронила Бриджит Джонс.

«Интернет-бойфренд», почти забытый для многих образец здоровой — и телом, и душой — маскулинности, все это время отрабатывал в соседних рилсах. По определению Glamour, это «одна или несколько знаменитых персон мужского пола, в которых одновременно влюблена вся твоя лента». То есть мутант с глазами Киану Ривза, кудрями Тимоти Шаламе, обаянием Пола Мескала и телом Джереми Аллена Уайта (который в той самой рекламной кампании CK выступил настоящим борцом за равноправие, приняв на себя всю мощь объективации со стороны женщин). «Интернет-бойфренд» — эдакий краш из мема: не слишком харизматичный, не слишком красивый, не слишком уверенный в себе, но суперсекси. Не Бекхэм, не Брандо, не Евгений Онегин, но, кажется, именно такой — то есть похожий на живого — человек способен сейчас стать новым эталоном маскулинности в противовес нынешнему токсично-кризисному. Дело как будто за малым — подкрутить чертовы алгоритмы.

А пока мы ждем, когда наконец подрастут те, кто эти алгоритмы поправит (на современников и даже современниц надежды мало), важно не забывать: маскулинность — это не дар, не традиция и не чудо природы, а набор поведенческих практик, которые в разное время и в разных местах работали и работают по-разному. Маскулинность Аполлона Бельведерского ≠ маскулинность Арнольда Шварценеггера ≠ маскулинность Фредди Меркьюри ≠ маскулинность Гомера Симпсона ≠ маскулинность Канье Уэста ≠ маскулинность принца Гарри ≠ маскулинность Томми Кэша.

Важно не только не забывать, но и напоминать об этом подрастающему поколению. А для пущего эффекта сразу после «Барби», «Переходного возраста» и «Рассказа служанки» включать им на уроках «Достучаться до небес». В самом начале фильма герой, заседающий в борделе True Romance, рассказывает анекдот:

«Парень приходит к врачу. Тот его осматривает и говорит: “Первый раз такое вижу: одно яйцо деревянное, другое железное. У тебя дети есть?” Парень отвечает: “Да, двое. Пиноккио — три года, а Терминатору — пять”».

И пусть все пишут сочинение о кризисе разных маскулинностей.

_{* Принадлежит корпорации Meta, признанной экстремистской и запрещенной в России.}