Кино и сериалы всегда служили одним из главных средств для эскапизма от удручающей реальности. Не зря появился термин «зомбировать телевидением» и исследования о том, что оно может превратиться в настоящую зависимость. Действительно, нет ничего проще, чем прилипнуть к дивану после сложного рабочего дня и окунуться в любимый сериал. Тем более сейчас, когда с появлением стримингов и огромного количества контента смотреть кино и сериалы стало не стыдно, а очень даже престижно и популярно — теперь любой может почувствовать себя частью поп-культуры, обсуждая очередную серию крупнобюджетного шоу или посмеиваясь над мемами из нового блокбастера.

Еще Оскар Уайльд установил, что искусство, по сути, никому ничего не должно и может существовать просто ради самого себя (arts for art’s sake), поэтому современные кино и телевидение могут с чистым сердцем заниматься дальнейшим усыплением населения ради стабильного дохода. Однако пандемия ковида, забастовки, войны, глобальная дестабилизация и новая переделка мира ударили даже по циничной индустрии развлечений, которая привыкла делать хорошую мину при самой плохой игре. Ковид нанес сокрушительный удар кинотеатральному прокату, видеосервисы, стремительно распухшие в пандемию, перехватили эстафету, но споткнулись о масштабные забастовки сценаристов и актеров Голливуда, а затем и вовсе превратились в «голого короля» после того, как стриминговый пузырь лопнул стало очевидно, что так называемый успех онлайн-кинотеатров не подкреплен реальными цифрами.

Дальнейшая дестабилизация международной обстановки еще больше обнажила шаткое положение даже не отдельных стран, людей или голливудских студий, а мирового порядка в целом, который более или менее устоялся в XX веке, но не выдержал проверки в веке XXI. Даже если не обращать внимания на новые военные конфликты и прочую несправедливость, сложно не заметить подорожание продуктов, ухудшение качества услуг и вообще очень простой и понятный для всех факт: жить стало тяжелее и хуже. Многие предпочитают не обращать внимание и на это, однако, даже если упрямо «гоустить» кризис общества позднего капитализма, он настигнет вас из самых неожиданных и, казалось бы, безопасных мест.

{{slider-gallery}}

Пессимизм начал просачиваться даже в индустрию развлечений. Конечно, кинематограф и телевидение давно интересуют кризисы, дистопии и различные сценарии апокалипсиса, с помощью которых можно заворожить зрителей яркими картинами разрушения привычного мира. Для режиссеров и сценаристов эти жанры предлагали идеальную возможность прокомментировать и проанализировать настоящее через призму гипотетического.

Фильм «Вторжение похитителей тел» (1955) послужил аллегорией эпохи маккартизма; «Годзилла» (1954) стал воплощением страха японцев перед ядерным оружием; холодная война породила многочисленные фильмы о ядерном апокалипсисе («Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу», «Нити»); в «Ночи живых мертвецов» (1968) зомби стали аллегорией общества консюмеризма, которое уже в наше время раскритиковала даже добрая студия Pixar в «ВАЛЛ-И». Мрачная «Война миров» (2005) Стивена Спилберга стала явным отражением депрессии после 11 сентября, «Терминатор» Джеймса Кэмерона — страха перед искусственным интеллектом, а «День, когда Земля остановилась» — перед экологической катастрофой.

Пессимизм и апокалиптические настроения существовали в кино всегда, однако именно сейчас они приобрели особый нигилистический оттенок. Апокалипсис — сам по себе довольно депрессивный жанр, но его главная цель все-таки показать, что за каждым концом кроется новое начало. Даже в самые темные времена всегда есть надежда и возможность для обновления и изменений. Но только не сейчас. По крайней мере, по версии кинематографистов и шоураннеров.

«Мне кажется, что в целом в Голливуде сейчас протагонист не выигрывает. Он просто остается доживать свою тяжелую жизнь. Чувствуется мрачность среди людей на высоких позициях в индустрии — критиков, режиссеров, продюсерских компаний… Они хотят, чтобы их фильмы были мрачными и депрессивными», — отметил режиссер Оливер Стоун, тонко уловив общие настроения в киноиндустрии.

Один из самых удобных способов хотя бы примерно определить общие тренды в кино — посмотреть на программу фестивалей. Несмотря на свою элитарность и некоторую отстраненность от массового кинематографа, они всегда служили зеркалом не просто кино, но современности в целом, представляя срез огромного пласта мирового кинематографа в одном месте. Поэтому, взглянув на их программу, можно довольно быстро понять, чем живут и дышат современные режиссеры.

Сразу же бросается в глаза, что заметно снизился уровень качества фильмов, и это уже нельзя списать на «неудачный» год или личные огрехи отдельных режиссеров. Этот спад отражает более глубокие и системные проблемы в поддержке кино, его перепрошивки для «маленьких» экранов и упрощении производства для сокращения расходов (например, использование искусственного интеллекта или запуск съемок без готового сценария). Однако качество современного кино — тема для отдельного разбора, в то время как в данном случае нас интересуют исключительно темы, поднимаемые режиссерами. И если на «Сандэнсе» в январе кинематографисты сосредоточились на личном переживании травмы, то лайнап Каннского фестиваля в мае этого года был похож на очень злой и отчаянный крик в пустоту.

Действие одного из самых странных и ярких фильмов основного конкурса — «Сират» испанского режиссера Оливера Лаше — начинается безобидно, на рейве в марокканской пустыне, и заканчивается полнейшим экзистенциальным кошмаром на фоне разгорающейся где-то рядом третьей мировой войны. Режиссер наглядно показывает, что рая или счастья, о которых нам твердят из каждого утюга, достигнут единицы, и то путем нечеловеческих страданий и разрушающих личность потерь.

{{slider-gallery}}

В то же время американец Ари Астер почти в трехчасовой политической сатире «Эддингтон» не скрывает своей злости и отвращения при взгляде на современную Америку, погрязшую в междоусобных войнах в угоду международным техкорпорациям. В данном случае любопытен даже не едкий политический комментарий режиссера, а его полное бессилие. Астер как будто признает, что мы находимся в точке невозврата, когда уже нам ничто не поможет. Он не критикует, не предлагает опомниться и уж точно не собирается предлагать пути решения проблем. Режиссер использует редкую возможность поговорить со зрителем, просто чтобы выместить свою злость и отчаяние.

{{slider-gallery}}

Примерно такие же настроения транслирует и шотландка Линн Рэмси в «Умри, моя любовь», исследующая не глобальный, но личный апокалипсис на примере молодой матери в исполнении Дженнифер Лоуренс, сходящей с ума от одиночества и послеродовой депрессии. Рэмси, в общем-то, никогда не отличалась особым оптимизмом, но ее новая работа буквально пылает яростью, и из этого огня не выйдет живым никто, даже зрители.

{{slider-gallery}}

Вообще, по мнению каннских режиссеров, судьба маленького человека в нынешнем политическом климате незавидна: он будет раздавлен ходом истории, несмотря ни на что. Показательна в этом плане драма Homebound индийского режиссера Нираджа Гхайвана, исследующая кастовую систему в Индии. Весь фильм герои пытаются вырваться из тюрьмы кастовых ограничений, только чтобы прийти к выводу: надежды нет. О том же самом говорит и новичок Харрис Дикинсон в социальной драме «Сорванец». Его герой, бездомный сирота, ищет выход из лабиринта британской системы социальной поддержки и находит его только в самом буквальном смысле.

Конечно, фестивальное кино всегда было склонно к мрачности и пессимизму, стремясь вскрыть самые болезненные нарывы на теле человечества. Однако на этот раз режиссеры как будто не пытаются создать пресловутое авторское высказывание, а выражают свое полное отчаяние перед лицом всеобщего безразличия. Даже герои победителя Канн — «Простая случайность» Джафара Панахи — не находят облегчения и вынуждены доживать свою жизнь, постоянно оглядываясь через плечо.

Но если не брать в расчет высоколобые фестивали, всеми любимая концепция Netflix and chill тоже претерпевает кризис. Теперь даже в сериале Marvel («Локи» от Disney) климатические катастрофы из-за глобального потепления в будущем становятся нормой. В новом сезоне «Черного зеркала» на Netflix муж вынужден придушить любимую жену из-за того, что ее мозг буквально был захвачен корпорацией; «Разделение», один из самых популярных сериалов Apple, погружает зрителей в беспробудную тоску и повышает тревожность; в новом сезоне «Футурамы» обитатели Земли в порыве бездумного консюмеризма превращают собственную планету в свалку. В финальном сезоне мегапопулярного шоу «Игра в кальмара» шоураннер Хван Дон-хек в очень депрессивных тонах показывает, что борьба с системой бесполезна: маленький человек всегда оказывается жертвой сильных мира сего, которые будут продолжать свое дело, несмотря ни на что.

{{slider-gallery}}

Фильмы тоже не отстают. В конце «Не смотрите наверх» Адама Маккея из-за падения метеорита уничтожается вся жизнь на планете Земля. В недавнем «На вершине горы» Джесси Армстронг, подобно Астеру, предложил посмотреть, что произойдет, если бразды правления миром передадут кучке техмагнатов (спойлер: ничего хорошего). Наконец, Дэнни Бойл и Алекс Гарленд воссоединились впервые за 20 лет, чтобы рассказать продолжение культового «28 дней спустя».

В новом «28 лет спустя» вирус, превращающий людей в агрессивных зомби, был полностью локализован — и Британия закрылась на вечный карантин. Главный герой, 12-летний мальчик Спайк, во время вылазки на зараженные территории получает важнейший урок в своей жизни. Слегка обезумевший доктор Келсон в исполнении Рэйфа Файнса, который научился жить в своеобразном симбиозе с зомби, рассказывает мальчику о простой фразе: «memento mori», или «помни о смерти». Она присутствует всегда и везде, не стоит бояться ее — надо просто признать ее существование. В качестве наглядного доказательства этого доктор показывает герою храм под открытым небом, построенный из человеческих костей. Бойл и Гарленд не щадят ни героев, ни зрителей, как бы намекая, что в новой реальности каждый борется сам за себя.

{{slider-gallery}}

При этом есть режиссеры, которые при всей меланхоличности своих умозаключений пытаются не просто запугать зрителя, но предложить хоть какой-то выход. В недавней экранизации Стивена Кинга «Жизнь Чака» американский режиссер Майк Флэнаган рассуждает о конце всего сущего как в личном, так и в глобальном плане. Он не пытается бороться с неизбежным — все действительно пройдет, и это тоже, но, по версии Флэнагана, мы в силах поддержать друг друга даже в самый темный час. «Жизнь Чака», наверное, один из самых уютных и милосердных фильмов о смерти.

Такого же мнения придерживается и Педро Альмодовар в одном из своих самых задумчивых и спокойных фильмов, «Комната по соседству», за который испанец выиграл «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля в 2024 году. Режиссер рассуждает о смерти как отдельного человека, так и всей нашей планеты, которая ему кажется неизбежной. Один из лейтмотивов фильма — цитата из рассказа «Мертвые» Джеймса Джойса: «Снова пошел снег… Его душа медленно меркла под шелест снега, и снег легко ложился по всему миру, приближая последний час, ложился легко на живых и мертвых». Режиссер не скрывает от нас мрачных перспектив выживания человечества. В этом плане Альмодовар ничем не отличается от других отчаявшихся режиссеров, но вместо разрушения и жалости к себе он предлагает в последний раз насладиться тем, что у нас есть.