Вместе с открытием кинофестиваля студенческих и дебютных фильмов «Святая Анна» на платформе SETTERS Media стартует цикл материалов куратора Славы Шутова о поколении молодых кинематографистов — тех, кто формирует облик нового российского кино. Герой первого материала — 22-летний режиссер Николай Коваленко, выпускник мастерской Ивана И. Твердовского, участник основного конкурса фестиваля «Святая Анна», который покажет на фестивале свой короткометражный фильм «Лелера» — историю о потере детской безмятежности. Вместе с Колей мы поговорили о том, как у кинематографиста прорезается голос и залечиваются раны, о балансе между личным и общедоступным, об источниках силы и о том, как найти свое призвание.‍

Кино как выбор

— Мы практически ровесники, а значит, оба прекрасно помним те альтернативные маршруты, которыми могла бы пойти жизнь. Думал ли ты о чем-то, кроме кино?

— Я вспоминаю, как мы спорили с дедушкой об этом выборе. В детстве я хотел стать спортивным журналистом. Я всегда любил спорт, в особенности футбол. И когда стало понятно, что карьера игрока не сложится, я очень хотел заняться спортивной журналистикой. Но дед настаивал на том, чтобы я нашел что-то посерьезнее. Так я планировал поступить на операторский факультет, но все пришло к режиссуре. К сожалению, дедушка не узнал о том, что я в итоге выбрал кино. А он тот человек, который вложил в меня не меньше родителей. В детстве раз в неделю мы обязательно выходили с ним на прогулку по родным Люберцам, смотрели кино.

— Можно ли сказать, что эти походы с ним и направили тебя в сторону кинематографа и режиссерского образования?

— Скорее повлияли не походы, а наши диалоги, его мысли о том, что я должен выбрать правильную профессию. Он всю жизнь работал инженером на вертолетном заводе и благодаря своему делу побывал во многих местах, его даже брали плен в Папуа… У него было дело всей жизни, которое он очень любил, и в меня он вкладывал мысль о том, что мне надо найти такое же. 

— А кто еще повлиял на твой выбор?

— Я увлекался фотографией. Снимал на пленку, брал зеркалку у своей тети, а она с бабушкой хвалила меня за то, что я хорошо выбираю кадр. Потом я поступил в лицей НИУ ВШЭ, и там была возможность заниматься разной проектной деятельностью. И я со своим другом попал в один из медиапродакшенов лицея, где мы создавали видео как режиссеры, как операторы. Тогда я понял, что мне все это очень близко. 

— А можешь ли ты выделить режиссеров или фильмы, которые тебе особенно близки?

— Из режиссеров я бы точно выделил Терренса Малика. Я очень люблю фильм «Древо жизни», и, думаю, на мое видение отношений людей на экране сильно повлияли его работы. Могу бесконечно пересматривать «Возвращение» и «Изгнание» Андрея Звягинцева.

«Наше время» Карлоса Рейгадаса. 16 апреля в 19:30 его можно будет посмотреть в «Иллюзионе» на киноклубе, а после обсудить с Иваном (Иван И. Твердовский. — Прим. SM) и нашим курсом. Еще хочу упомянуть фильм «Человек, который удивил всех» Меркуловой и Чупова. Для меня это сильный пример использования, как мне кажется, истории изнутри себя, которая при этом попала во многих людей. То, что мы можем почувствовать с полувздоха. Я также всегда выделяю «Конференцию», фильм моего мастера, который является для меня образцом по работе с актерами, человеческой фактурой.

Кино как образование

— Почему именно Вышка?

— Это был достаточно логичный путь после окончания лицея, да и мне всегда нравилось, как существует Школа дизайна в рамках университета, там свой мир, отдельный от «большой Вышки». Я решил не подавать документы во ВГИК, а МШК и МШНК не рассматривал, так как это дополнительное образование. Потом я узнал о киношном направлении в ВШЭ, подал документы, поступил по ЕГЭ и прекрасно отгулял оставшееся лето.

— Какие у тебя были ожидания от образования вначале и совпали ли они с реальностью?

— Было странно. Первый курс у нас был крайне сумбурный: мы делали видеоэссе, 2D- и 3D-анимацию и так далее. Мне хотелось сразу же снимать, изучать кино, пробовать писать что-то, придумывать. В итоге первый курс я терпел до второго, зная, что к нам придет режиссер-мастер. Я дотерпел, насколько смог, — все сдал. И летом на общем Zoom-созвоне, кроме однокурсников, я увидел Антона Бильжо и Ивана И. Твердовского. Я моментально понял, что хочу учиться у Твердовского. Но выбора у нас не было: две группы и два человека, которые должны распределиться между собой каким-то случайным образом. Тем не менее все сложилось так, как я хотел.

— Как проходило обучение? Ведь тогда, если я правильно помню, была ковидная пора.

— Наш второй курс выпал на осень 2020 года, тогда уже были послабления.
Иван настаивал на очных встречах, и они, к счастью, были регулярны. Остальное шло дистанционно. 

— Крайне интересно узнать, как ты вспоминаешь ваши первые занятия. Ведь для Ивана вы стали его первыми учениками. Как это происходило?

— Все было крайне аккуратно. Но первое время было не совсем понятно, как нам взаимодействовать. На мастерстве мы обсуждали наши идеи, наработки, сценарии. Первым заданием была съемка клипа. И, еще не успев нормально познакомиться с Иваном, я придумал крайне непростое производственное решение, которое он посчитал смелым, вероятно не ожидая такого поворота от новичка. У меня была идея, которая всем казалась сложной, но у меня получилось ее реализовать. 

Что за идея!?

— В клипе присутствовала машина, «газель». По задумке было нужно, чтобы в ее базе оказался LED-экран, на котором дублировалось бы то, что прямо сейчас происходит в кадре.

‍
— А на чем строились ваши пары с Иваном? Бывают преподаватели, делающие акцент на теории и истории кино. Есть те, кто строит процесс на драматургии. Что было у вас? 

— Наши встречи проходили таким образом. Мы поэтапно приносили материал, от заявки проекта до сценария, и с ним полноценно и пошагово обсуждали, прорабатывали его вместе с Иваном и со всем курсом. Это было про взаимопомощь. Иван настаивал на том, чтобы мы активно комментировали и обсуждали наши работы всем классом. Мы учились друг у друга. Иван хотел, чтобы процесс был живым. Сначала мы обсуждали материал друг с другом, а потом ждали, что скажет Иван. Это оказалось очень полезным опытом, мы начали чувствовать, как у нас прорезается голос. Он много говорил нам о том, что материал всегда должен сильно волновать.

Когда мы приносили ему свои идеи, он спрашивал об этом: раздирает ли тема изнутри? Это научило меня внимательно всматриваться в то, что происходит вокруг, со мной, с моими друзьями, с семьей. Мои короткометражные фильмы, возможная задумка полного метра — все это тесно связано с моей жизнью. Сценарная форма позволяет переживать свои чувства, трансформируя их в общедоступную тему, чтобы это было понятно не только режиссеру. Чтобы боль была общей для автора и зрителя. 

Кино как терапия

— А как тебе удается выделять из истории, из своей жизни те моменты, что одновременно важны для тебя, но и будут понятными зрителю

— Пока я не могу ответить на этот вопрос, потому что сам ищу эту грань. Сейчас я на этапе придумывания полного метра и как раз пытаюсь разобраться с тем, как взять из конкретной жизненной ситуации, из конкретных деталей то, что может лечь в основу драматургии и заработать так, как мне хочется.

— Что в первую очередь в тебе меняет кино как инструмент перепроживания опыта? Это поиск, терапия?

— Для меня это терапия, правда. Работа, которую я считаю необходимой для себя. 

— Согласен ли ты с тем, что кино позволяет ускорить процесс взросления, зрелости?

— Кино — это терапия, работа, рефлексия. Это позволяет тебе узнавать себя в первую очередь. Процесс создания фильма, проработка личного… это позволяет мне проще относиться к вещам. Принимать некоторые события как данность. 

— Я видел много работ твоих коллег, наших сверстников. И вне зависимости от того, где и у кого обучаются режиссеры, действительно, крайне часто в основу своих замыслов они берут прямой, личный опыт. Часто это оказывается опасным путем и работа рискует скатиться в достаточно эгоистичный процесс самокопания. У тебя же получается находить эту тонкую грань между сокровенным и общим. Через твое кино чувствуется, что каждая тема невероятно остро волнует тебя, но она сделана так, что может стать близкой для зрителя в той же мере. Мне посчастливилось наблюдать твое общение с публикой, и я видел, как людей трогают твои произведения. Важным показателем, на мой взгляд, является то, что с тобой зрители ведут крайне живую дискуссию, изредка обсуждая художественные приемы, и относятся к тебе как к проводнику в область общего чувства.

— Я думаю, что в этом колоссальная заслуга Ивана. В том, как он учит делать так, чтобы личное переживание обрело понятную форму. И что касается обсуждений после показов — для меня особенно важно, чтобы мою личную историю поняли. У меня, к счастью, бывали ситуации, когда люди подходили и говорили спасибо, потому что в героях видели себя, свою жизнь. Это то, ради чего я хочу делать кино. Это возможность помочь человеку понять что-то про себя, принять решения. Когда видишь, что это получается, то возникает сильное желание делать кино дальше.

— Давай поговорим о твоем фильме, который зритель сможет увидеть на «Святой Анне». Он называется «Лелера». Посмотрев его, я искренне ощутил, что он важен для меня. Это освобожденная от жизненной суеты история о потере близкого. О безмятежности, которая невозможна в том мире, где его больше нет. Какое имя было у твоего дедушки, с которого мы начали этот диалог?

— Валера. За этим названием кроются воспоминания о том, как его называла моя младшая сестра, которая не могла четко выговорить его имя. У нее получалось «Лелера». Это слово кажется мне красивым и нежным, говорящим о дедушке. 

— На что ты опирался, когда придумывал фильм? Можешь ли назвать референсы?

— В этой истории у меня вообще не было киношных референсов. Единственным референсом было творчество художника Эндрю Уайета. Мы детально работали с его картинами, изучали цвет и фактуру, создавая флер тихой и спокойной жизни.

— Как у тебя шла работа над этим фильмом?

— На стадии написания достаточно гладко. Материал быстро складывался. Первая задумка была совсем другой, я показал ее Ивану, он сказал проработать детальнее, и я смог найти эту историю. Но самая сложная задача в студенческом производстве — найти финансирование. И в моем случае, слава Богу, появились ребята из киностудии «Кинопчелы». Они помогли организовать экспедицию и вообще случиться фильму. Даша Соловьева, Ксения Касимова, Павел Лилиенфельд — все стало возможным благодаря ним.

— Что изменилось в тебе после того, как ты довел эту работу до конца?

— Я провел для себя эту терапию. Еще раз прожил важные моменты и воспоминания. В целом стало спокойнее… Мне не хватало последнего слова. Для меня этот фильм в том числе история о восполнении того, что не случилось, на что не хватило времени. Этот фильм для меня стал этим последним словом, последним диалогом. Он для меня состоялся.