SETTERS Media продолжает опрашивать своих героев о том, какие вещи или произведения искусства они возьмут с собой в будущее. Эстафету у соосновательницы галереи Deep List Дарьи Ярцевой (о ней мы рассказывали в материале о кураторах, которые двигают современное искусство вперед), которая выбрала «Матерь богов» Nautilus Pompilius, принимает художница Ася Заславская. Ученица Юрия Пальмина и Кирилла Асса, одна из самых многообещающих молодых художниц (первая персональная выставка Заславской прошла в прошлом году в «Октаве») заходит с козырей. В будущее берем «наше все».
В детстве нас с младшим братом от школы отправляли летом на месяц в археологическую экспедицию. Палатки. Море. Отсутствие электричества. Эти обстоятельства требовали брать с собой много необходимого и поэтому сильно ограничивали список «лишних вещей». Ночью, после отбоя, когда все песни спеты, а сплетни рассказаны, в полной темноте оставались только стихи. Это — та форма жизни, которую легче всего брать с собой, которую даже брать не надо, поскольку она живёт где-то внутри, параллельно с происходящими вокруг событиями.
Знакомство с «Евгением Онегиным» начинается в школе, где не возникает вопросов, почему поэма называется романом, а на уроках учат неприличное письмо Татьяны, совсем не вникая в содержание. Впрочем, и Лотман в комментариях к роману, заметил, что «непосредственное понимание текста “Евгения Онегина” было утрачено уже во второй половине XIX века».
А что там понимать? Сюжет простой, слова стремительно бегут друг за другом… Но «в искусстве, как и в науке, наслаждение кроется лишь в ощущении деталей», - соглашаешься с другим комментатором «Евгения Онегина», Владимиром Набоковым.
На интуитивном, можно сказать — на эмпирическом уровне я влюбилась сначала в эти бегущие строчки, в красивый язык, не углубляясь, не понимая смысла, потом впервые увидела великий спектакль Римаса Туминаса в Театре Вахтангова, где заглавного героя он делит на молодого и взрослого Онегина и поручает их двум актерам, Сергею Маковецкому и Виктору Добронравову (в другом составе – Алексей Гуськов и Леонид Бичевин), в то время как у Пушкина у этого самого главного героя на весь роман - один монолог и несколько вопросов-комментариев.
Обратным ходом — от музыки Фаустаса Латенаса, которая звучит в «Онегине» Туминаса – я пришла к опере Петра Ильича Чайковского и тут уже получается, что, словно по акции, на вопрос, что ты возьмёшь в будущее, я выбираю «Евгения Онегина» и получаю три в одном: роман, который поэма, вахтанговский спектакль и оперу, но роман — в книжке с комментариями — Лотмана или Набокова, хотя им обоим, великим, не уступает вышедшая недавно книга Минкина «Немой Онегин», роман о поэме.
Среди прочего, Минкин пишет: мы понимаем сюжеты, но перестали понимать, что в них происходит. Думаю, что это можно отнести не только к школьной программе. И тут же приводит в пример математические расчёты произведения. Помните с какого расстояния, например, убил Онегин Ленского? Мы об этом не думаем, читая произведение, а Пушкин, который разбирался в дуэлях, отдавал себе отчёт в каждом шаге и хорошо представлял себе расстояние, с которого Онегин убил Ленского. Было меньше 10 метров. Кто угодно попал бы. И таких открытий, эпифаний — целая книга, про кросс Татьяны, с рассказа о котором начинает Минкин, - а, читая, мы даже не замечаем этой дистанции огромного размера.
Пушкин писал произведение более семи лет, а читать его можно и дальше, возвращаясь, начиная с начала, с середины или путешествия от конца к началу.
Пушкин желал бы, как писал Вяземскому, оставить русскому языку некоторую библейскую похабность. Так вот без библейской похабности в будущее действительно не хочется.
