SETTERS Media запускает новую рубрику — Stay fly or say bye, где будет разбираться с неоднозначными явлениями современной культуры, у которых есть и сторонники, и критики. В первом выпуске — «Солтберн» Эмиральд Феннел, из-за которого поссориться успели все: злая сказка о «бедном родственнике», весьма специфическим образом завоевывающем привилегированных соседей, показалась одним остроумной критикой современного общества, другим — вторичным фильмом, наспех пересказывающим классику вроде «Талантливого мистера Рипли» или «Возвращения в Брайдсхед» Ивлина Во. На ринге сегодня книжная обозревательница Дарья Митякина и редактор SETTERS Media Мария Бессмертная. 

Stаy fly

Книжная обозревательница Дарья Митякина — о том, что фильм — отличный повод для разговора о литературе

Да, концовку стоило вырезать. Да, сюжет не вяжется сам с собой. Обилие телесных жидкостей и эротических сцен бестолково эпатирует. Что бы ни говорила в интервью режиссер Эмиральд Феннел, фильм не работает ни как любовная история, ни как критика ультрабогатых. И все же «Солтберн» — блестящий калейдоскоп из высокой литературы и жанрового мейнстрима. А перед тем как вы скажете, что это не книга, а кино, я попрошу читать дальше.

Начнем с того, что нашего героя зовут, как главного сироту английской литературы. Ее Оливер изучает в Оксфорде, а фильм беспрестанно цитирует. Из очевидных отсылок — «Гарри Поттер», «Возвращение в Брайдсхед» (Феликс радостно рассказывает, что Ивлин Во списывал героев с его предков) и «Сон в летнюю ночь». Есть и несколько очевидных прототипов. С одной стороны — роман «Посредник» Лесли Хартли, герой которого оказывается вблизи богатства на одно лето и вспоминает об этом всю жизнь. С другой — «Талантливый мистер Рипли» Патриции Хайсмит о дружбе, в которой неясно, хочешь ты поцеловать, убить или украсть идентичность другого. Под этими текстами лежит грунтовка классики. 

План Оливера завладеть поместьем приютившей его семьи делает «Солтберн» прежде всего плутовской историей. В XVI веке жанр предвосхитил реализм и зеркалил рыцарский роман, давал голос авантюристам из низов и обедневших дворян. Сверху дело щедро приправлено готикой. В центре всего — огромное поместье; съемки проходили в доме, принадлежащем одной семье с 1066 года. К наследственной аристократии прилагаются мрачный дворецкий, садовый лабиринт, призрак бабушки и тайны — прямо как в каком-нибудь «Замке Отранто» или «Грозовом перевале». Уже в финале фильм переворачивается в whodunnit, где убивающий одного за другим преступник еще и рассказывает об этом зрителю как детектив.

{{slider-gallery}}

Актуальные жанровые тренды набросаны широкими мазками. Университетский сеттинг черпает из эстетики «темной академии» и ее романтизации Оксфорда. Рубашки поло, походы в студенческий паб и библиотеки отдают дань библии направления, «Тайной истории» Донны Тарт. Сексуальные кинки разной тяжести у героев наследуют эротическому триллеру 1980-х и 1990-х, уступившему прокат семейному кино, а в последние годы переживающему ренессанс. Сцены гедонизма отдают подростковой треш-мелодрамой в духе «Молокососов» и «Эйфории». Там, кстати, и дебютировал Джейкоб Элорди, здесь играющий вешалку для пирсинга и факбоя с повадками доброй собаки. 

Скорее номинально фильм вписывается в волну сатиры на богатых, которая активнее всего сейчас развивается в Корее («Паразиты», «Игра в кальмара»). Аттракцион классовой критики в «Солтберне» не заводится, хотя Розамунд Пайк в роли модельной мамы семейства делает все, что может. Оливер хочет не «съесть богатых», а стать ими; не отдать их дом на благотворительность, а танцевать по нему голышом под диско. Пунктирная любовная линия стремится быть похожей на летний роман в «Назови меня своим именем» Андре Асимана, но остается брошенной на полпути. 

«Солтберн» ведет себя так, как будто ему есть что сказать об иерархиях, но проваливается. Возможно, именно это оставляет место для слома иерархий иного рода — стилистических. В обертку авторского художественного кино фильм кладет все, что захочется, салютуя любимым сюжетам, как фанфик, и вбирая тренды, как TikTok (великие жанры современности). Получается неловкое и влажное, но любовное письмо. 

Say bye

Редактор SETTERS Media Мария Бессмертная — о том, как в «Солтберне» кэмп подменяется китчем

«Китч механистичен и действует по формулам. Китч — это подменный опыт и поддельные чувства. Китч в своих изменениях следует стилю, но при этом всегда остается равным себе. Китч — воплощение всей той фальши, что есть в современной жизни. Китч как будто не требует от своих потребителей ничего, кроме денег; он не требует от своих потребителей даже времени», — писал в 1939 году арт-критик Клемент Гринберг в своей программной работе «Авангард и китч». В ней он, троцкист и один из ключевых теоретиков абстрактного экспрессионизма, пытался понять, почему «широкая публика» все еще ходит на Репина (которого Гринберг смело относил как раз к китчу) и проклинает Пикассо, хотя последний, вообще-то, должен быть гораздо ближе ей — по крайней мере политически. Как освободиться от пут массовой, тиражной и жанровой культуры, Гринберг в 1939 году не придумал, как не придумали и после него другие выдающиеся умы, которые посвящали свое время этому предмету, — взять хоть философов Жана Бодрийяра и Томаша Кулку. 

Благодаря им, впрочем, благодарные потомки получили весьма точное описание этого феномена. Китч — вспоминаем всех садовых гномиков, магнитики на холодильник, брелки с Эйфелевой башней, мыльные оперы, любовные романы на книжных развалах и так далее — всегда работает по одному и тому же принципу. Он «милый», он «яркий», он понятен жанрово, и он не «раздражает». Его задача — быть максимально доступным и бесконечно воспроизводиться — он почти как раковая опухоль. В какой-то момент казалось, что на китч все-таки набросили удила художники поп-арта во главе с Энди Уорхолом и теперь он будет жить в поле концептуального искусства (читай: кэмпа). Ведь, по сути, в чем разница между этими двумя понятиями? Китч не осознает себя как что-то вторичное, кэмп же — весь Уорхол, Джон Уотерс, Дэвид Линч и далее по списку — сознательно использует эту стилистику, выкручивает ее до максимума, обнажает прием и благодаря этому помещает объект своего исследования в новый — критический — контекст. Все бесконечные супы Уорхола, дрэг-дивы Уотерса и страшные киносны Линча, на самом деле, работают только на одну вещь — заставляют зрителя почувствовать себя неуютно, щупают, где у него (или у нее, у них) проходят границы «допустимого»; под их блестками скрывается и социальная критика, и едкая сатира на то самое «общество потребления», перед которым поставили зеркало, и лютый эксперимент, который по-настоящему провоцирует зрителя.

И, честно говоря, то самое питье воды из ванны или секс со свежей могилой в «Солтберне» для любого, кто пережил сцену с настоящим поеданием настоящих собачьих какашек в «Розовых фламинго» Джона Уотерса, — рядовой понедельник. 

{{slider-gallery}}

На первый взгляд кажется, что режиссер Эмиральд Феннел проделывает что-то похожее. Но только на первый. Классическую историю «сироты», самопровозглашенной или реальной, одержимой желанием попасть в «высший свет» (о ее литературных корнях уже сказали коллеги), Феннел переносит как раз-таки в узнаваемую разухабистую стилистику нулевых, последнюю на данный момент великую эпоху китча (до этого были 1980-е), когда массовая культура еще не получила нынешней прививки «осознанности» и «экологичности». И именно поэтому она сейчас рвет TikTok всем ее не заставшим — скажем в сторону. Сериал «Сплетница», скинни из Topshop, «Суперперцы» на DVD, Murder on the dance floor, парад guilty pleasures на любой вкус должны как бы стать новым оформлением для старой сказки. Кто здесь злодей: самодовольные богачи или люди, которые хотят ими стать? Классовое общество — абсолютное или вынужденное зло? Семейные поместья — народу или все-таки буржуям? Впрочем, под блестками эпохи расцвета Бритни Спирс зияет пустота. Злодеев нет, как нет и героев. Родовые поместья, конечно, с одной стороны, раздражают, но с другой — кто откажется там пожить? Хороший вкус — вредный пережиток прошлого, но как же хочется им обладать. Продолжим же в духе создателей «Солтберна». Фильм можно смотреть, а можно и нет. «Талантливый мистер Рипли» все равно лучше.