С 25 апреля в отечественном прокате — фильм «Зло не существует» известного японского режиссера Рюсукэ Хамагути, прославившегося оскароносной лентой «Сядь за руль моей машины». Новый фильм — это притча о приходе разрушающего «города» в идиллическую «деревню» — первый заход режиссера на экологическую повестку. Хамагути, который за последнюю пятилетку успел поучаствовать и выиграть, кажется, во всех главных кинофестивалях, очевидно, с нами надолго. Поэтому самое время разобраться, из чего состоит его кинематографическая вселенная.
Это случилось: у азиатского кино, за которое последнее время на международной арене отвечали преимущественно Корея или Китай, снова появилось сильное японское представительство (страшно подумать, но, как верно замечают коллеги, последней настоящей международной звездой японского кино был, кажется, Такеши Китано). Поэтому самое время разобраться изнутри, с какой традицией японской культуры работает Хамагути. Мастер тихих интеллигентных драм/мелодрам, он снимает в классическом жанре японского кино сёмингэки, который расцвел в послевоенном японском кино.
Его главным пропагандистом был великий педагог и основатель киностудии «Сётику» Сиро Кидо, который считал, что страна, после Второй мировой находящаяся в нравственном хаосе и депрессии, заслужила от своих кинематографистов «душеспасительное кино».
«Было бы непростительно внушать отчаяние нашим зрителям. Фундаментально для нашей линии то, что основой кино должно быть спасение», — говорил он. Этим «спасением» как раз и стали умиротворяющие мелодрамы из жизни среднего класса, в которых потом работали все японские классики, начиная с Ясудзиро Одзу и заканчивая Микио Нарусэ.
Параллельно с сёмингэки в японском кино тогда набирал популярность другой жанр — хахамоно, кино о матерях и материнской любви. Именно на пересечении этих жанров работает сейчас Хамагути — и именно это сочетание делает его взгляд актуальным для современного кино, которое наконец стало регулярно помещать в центр историй именно женщин.
О русско-японских отношениях в кино написаны тома. Скажем одно: эта история действительно богата на неожиданные повороты. После Второй мировой Советский Союз подписал с Японией совместную декларацию, которая должна была стать перезапуском «отношений» и обнулить взаимные претензии, а помогать в осуществлении этого должны были и кинематографисты. Благодаря этому в истории кино появились по-настоящему удивительные фильмы: в Японии, например, снимали фильмы про московских стиляг («До свидания, московские стиляги» (1968), Хорикава Хиромити), приключенческие драмы о поиске потерянного в СССР отца («Маленький беглец» (1966), Эдуард Бочаров, Кинугаса Тэйносукэ), не говоря уже об экранизациях русской классики, к которой особенную страсть питал Акира Куросава (тут и «Идиот» Достоевского, и «На дне» Горького, и «Дерсу Узала» по Арсеньеву).
Не избежал «русского» влияния и Хамагути. Смотря любую его картину, надо помнить, что перед нами режиссер, который в качестве дипломного фильма снял ни много ни мало ремейк «Соляриса» Андрея Тарковского (надо сказать, что на родине Тарковского любого режиссера, рискнувшего провернуть что-то подобное, публика, скорее всего, уничтожила бы сразу, но в Японии эксперимент Хамагути приняли на ура). Поклонников Тарковского в современном кино видно, что называется, за километр: если в кадре появляется многозначительно горящая церковь, то жди беды (см. случай Алехандро Гонсалеса Иньярриту, который в одном «Выжившем», кажется, процитировал всю фильмографию Тарковского). Но Хамагути работает тоньше. Он цитировал Тарковского и в «Случайностях и догадках», и в «Сядь за руль моей машины», но его в первую очередь интересуют, конечно, подводные темы мастера: двойничество, экзистенциальное одиночество, фигура человека на фоне космоса (в широком понимании).
Хамагути — редкий пример «литературного» режиссера, который при этом не сваливается в литературщину, что, кстати, тоже характерная черта японского кино (об экранизациях Куросавы мы уже упоминали). В фильме «Сядь за руль моей машины», с которого началась народная слава Хамагути, герои в течение трех часов пытались ставить «Дядю Ваню» Чехова. Сам фильм при этом был экранизацией рассказа другого японского классика — «Мужчины без женщин» Харуки Мураками, а рассказ этот, в свою очередь, был частью диалога писателя с Эрнестом Хемингуэем (название взято из него). Вот такая походная библиотека.
В случае с новым фильмом отправной точкой послужила не литература, а музыка. Хамагути изначально работал над проектом композитора Эико Исибаси — снимал визуальное сопровождение для ее музыки, что-то вроде немого фильма. Но потом, как водится, так увлекся процессом, что пришлось снимать вторую версию фильма — уже с текстом. Сюжет такой: отец-одиночка Такуми, чья жена пропала при таинственных обстоятельствах (они некоторым образом проясняются в финале), живет с восьмилетней дочерью Ханой в небольшой деревне, в которую вот-вот должна прийти «корпорация», отстроить глэмпинговый центр и порушить хрупкую экосистему этого места. В других руках подобный сюжет, скорее всего, превратился бы в антикапиталистическую агитку, но Хамагути, конечно, интересуют вещи подревнее экологической повестки (хотя она там, безусловно, тоже есть). Что такое зло? Есть ли от него спасение? Возможно ли это в принципе? И если да, то кто поможет?