Город по-другому. Как Токио становится мегаполисом будущего
Студент-недоучка Стэнфорда — и позже его почетный лектор; один из первых выпускников Y Combinator — и позже его президент и реформатор, которого в итоге попросили уйти; основатель OpenAI, с шумом изгнанный, а затем вернувшийся к рулю одного из самых дорогих стартапов и, пожалуй, самого продвинутого разговорного ИИ, — словом, Сэм Альтман, который в 38 лет вошел в сотню влиятельнейших людей мира по версии журнала Time.
В следующее десятилетие капитализация больших языковых моделей, вероятно, обгонит остальной бигтех, нефтегаз, фарму — и ChatGPT пока во флагманах этой гонки. А сверхинтеллект (до эры которого, по словам самого Сэма, осталось всего несколько тысяч дней) — или даже мечта о сверхинтеллекте — уже стал объектом страсти, страха и манипуляций для правых и левых, миротворцев и террористов, акселерационистов и думеров.
Действительно, легко представить, как суперИИ кардинально улучшает жизнь человечества: находит формулы лекарств, подсказывает выход из затяжных конфликтов, помогает бороться с изменениями климата... И так же легко (если не легче) увидеть, как этот сверхразум становится катализатором войн, экономических коллапсов и информационного хаоса, как с ним богатеют лишь богатые.
В любом из этих сценариев OpenAI во главе с Сэмом наверняка сыграет ключевую роль, при этом личность и намерения основателя, несмотря на публичность, остаются противоречивыми. SETTERS Media собрал главное, что стоит знать.
Сегодняшний фаворит техноэнтузиастов вырос в обычной американской семье с четырьмя детьми. Мама работала врачом, папа — агентом по недвижимости. Необычным было разве что раннее развитие Сэма: он с детства увлекался математическими играми и, пожалуй, слишком азартно пытался побороть в них родных. В три года Сэм пробовал чинить видеоплеер, в восемь начал программировать и тогда же разобрал свой первый компьютер. Еще в школе он совершил каминг-аут, а его идолом был Стив Джобс.
{{slider-gallery}}
Мир узнал про молодого гения в 2022-м — после релиза ChatGPT, который набрал 100 млн активных пользователей в первые пару месяцев работы (этот рекорд, кстати, пока не побил никакой другой сервис). Но в Кремниевой долине Сэм стал известен на десять лет раньше, когда присоединился к команде Y Combinator, до этого пройдя бизнес-инкубатор со своим проектом Loopt.
Ради развития этой соцсети для шеринга геолокации (тогда Foursquare не было даже в планах) Альтман с однокурсниками бросили Стэнфорд. Он работал так усердно, что даже не успевал нормально питаться — и в итоге заболел цингой.
Его гиперфиксацию на какой-то одной цели и опасный трудоголизм будут отмечать и дальше: как говорится в одном из первых биографических очерков про Сэма в The New Yorker, «даже в долине, где поклоняются продуктивности, он нечто из ряда вон выходящее: так быстро разгребает письма и встречи, словно пристегнут к бомбе замедленного действия, а его немигающий взгляд ускоряет собеседников, пока те не начинают теряться». А когда коллеги заметили, что Альтман, кажется, не делает перерывов, даже чтобы сходить в туалет, он отшутился: «Ну хорошо, буду чаще отлучаться, чтобы вы, люди, не поняли, что я и есть ИИ».
Loopt нравился инвесторам, но еще больше им нравился сам Сэм. Сразу же после создания в 2005-м стартап попал в первую волну Y Combinator, чей сооснователь, легендарный Пол Грэм, уверял, что уже через три минуты после встречи с Сэмом подумал: «Ага, так вот каким был Билл Гейтс в 19 лет». Оценки «круто» первый стартап Альтмана удостоился и от Стива Джобса. Много лет спустя Сэм расскажет CNN, что это был единственный раз в его карьере, когда он «действительно замер от волнения».
{{slider-gallery}}
Несмотря на похвалу и внушительную пиковую оценку Loopt в $175 млн, сервис не набирал пользователей так быстро, как требовали амбиции Сэма (понять его запал можно: тогда был бум социальных сетей). Так что в 2012 году стартап продали корпорации Green Dot за $43 млн. Сэм назвал это «полным провалом»: ему хотелось чего-то большего — видимо, изменить мир.
{{slider-gallery}}
Полным провалом Loopt, конечно, не был. Его польза была не столько в самом сервисе или полученных деньгах, сколько в связях. Сторонником Сэма стал Питер Тиль, влиятельный сооснователь PayPal, — он в основном и вложился в новый венчурный фонд Hydrazine Capital (Сэм запустил его вместе с братом Джеком на свою долю со сделки с Green Dot). А Альтман, в свою очередь, обладая сверхчуйкой на таланты, помог венчурной фирме Тиля Founders Fund «получить доступ к перспективным стартапам», рассказывали собеседники The Washington Post. Мужчины много общались, путешествовали, вместе выступали на мероприятиях (до этого Тиль так дружил только с Цукербергом) и устраивали вечеринки, на которых знакомили знакомых и заработали репутацию непревзойденных нетворкеров.
Другой ключевой человек в жизни Сэма тоже появился благодаря Loopt — это Пол Грэм. После продажи стартапа Альтмана пригласили в Y Combinator — уже не как участника, а как внештатного партнера. А через два года и как президента, вместо самого Грэма. Такой быстрый рост удивил многих, но Сэм уверенно взялся за дело.
При нем Y Combinator превратился в «инвестиционный центр мира с щупальцами в самых отдаленных областях», писал The New Yorker. Пол и его жена Джессикой Ливингстон, также сооснователь бизнес-инкубатора, активно поддерживали Альтмана, который смело выбирал стартапы из самых разных сфер — от лечения рака до сверхзвуковых авиалайнеров. «Цель Сэма — создать все будущее», — говорил Пол Грэм. Уже в 2015 году Forbes назвал Альтмана «лучшим инвестором года в возрасте до 30 лет», а Стэнфордский университет предложил ему вернуться в альма-матер в роли лектора.
Но главной одержимостью Альтмана становился сильный ИИ — то, что могло ускорить все сразу. На эту тему он много общался с Илоном Маском — предприниматели сошлись на том, что нужно обогнать корпорации и первыми создать эту мощную технологию, чтобы убедиться, что она точно будет работать на благо человечества.
Сказано — сделано: Сэм, Илон и несколько других крупных ученых и предпринимателей в 2015 году запустили некоммерческую организацию OpenAI. Известные имена перевесили расплывчатую цель: проект с ходу привлек $1 млрд «пожертвований» (по большей части в виде вычислительных мощностей и сервисов, а еще — парочки авто Tesla, как позже выяснит TechCrunch; в раунде участвовали сам Сэм, Илон Маск, Джессика Ливингстон, Питер Тиль, Infosys, Amazon Web Services и другие крупные инвесторы). Вскоре проект получил и щедрый подарок от Nvidia в виде суперкомпьютера.
{{slider-gallery}}
Сэм все больше концентрировался на OpenAI, стал считать стартап миссией своей жизни и все реже появлялся в Y Combinator, рассказывали источники The Washington Post. При этом он инвестировал лично или через связанные фонды в стартапы, которые находил через бизнес-инкубатор. Вероятно, именно это и обогатило его (своим статусом миллиардера Сэм обязан в первую очередь инвестициям, сделанным через Hydrazine Capital и Apollo Projects). И хотя на тот момент схема не была официально запрещена и даже практиковалась другими топ-менеджерами Y Combinator, конфликт интересов становился все заметнее.
Спустя годы Пол напишет, что это был личный выбор Сэма, но, похоже, Альтмана в итоге уволили Пол с Джессикой: The Washington Post в той же статье сообщал, что ради этого они бросили все дела дома, в Великобритании, и перелетели Атлантику. Так или иначе, к 2020-му путь Альтмана в Y Combinator закончился, как и душевные обеды с основателями самого известного бизнес-инкубатора.
{{slider-gallery}}
К этому времени от Сэма отдалились не только они. В 2019 году OpenAI покинул Маск, подчеркнув, что уже целый год почти не участвует в жизни проекта. Официальной причиной этого стали конкурентные разработки в Tesla и SpaceX, хантинг тех же инженеров, сильная занятость. Но позже Илон завалит компанию громкими исками (правда, безуспешными) и заявит, что проблема в другом: OpenAI планировал «открыто сотрудничать со всеми лицами и учреждениями», делиться кодом, работать на благо общества, но на деле кренится в коммерцию.
OpenAI деньги действительно были нужны, причем большие. Как тогда признавался в интервью Vox сооснователь OpenAI Илья Суцкевер, «в какой-то момент мы поняли, что достигли предела наших возможностей по сбору средств как чисто некоммерческой организации».
Решением стал гибрид: стартап разделился на некоммерческую и коммерческую структуры (позже, в 2024-м, добавится еще одно коммерческое юрлицо). Некоммерческая управляется советом директоров и выступает единственным контролирующим акционером коммерческих, а те отвечают перед некоммерческой уставом. Большинству директоров при этом запрещено иметь доли в коммерческих структурах OpenAI, а прибыль акционеров ограничена размером х100 от вложенных ресурсов (по крайней мере, в одном из коммерческих юрлиц). Остальное по задумке должно достаться человечеству.
{{slider-gallery}}
Новая структура OpenAI подружилась с философией эффективного альтруизма, которую исповедует Сэм: идеология сконцентрирована на максимизации блага. Она ставит будущее выше настоящего, результаты выше эмоций, в том числе оправдывает заработок практически любыми способами, если траты обеспечат большее благо. Правда, конкретного ответа на вопрос «А судьи кто?» у этой философии нет, но Сэм, похоже, нашел его для себя. А заодно и для всех людей.
Решение понравилось и крупным игрокам: в 2019 году, несмотря на изначальное желание OpenAI противостоять бигтеху, якорным инвестором стартапа стал Microsoft, вложив в него $1 млрд. Потом, не анонсируя, вложил еще $2 млрд, говорят источники Forbes, а в 2023-м корпорация и стартап подписали соглашение о многолетнем сотрудничестве еще на $10 млрд — в основном в виде суперкомпьютеров, облаков и других продуктов Microsoft. У OpenAI есть и другие инвесторы (вроде Nvidia, фондов-китов Thrive Capital и Khosla Ventures), но сегодня 49% компании принадлежит Microsoft. При этом OpenAI не устает подчеркивать, что остается независимой компанией.
В прошлом году во время публичной дискуссии в Мюнхенском техническом университете прозвучал вопрос: «А должны ли GPT-5 и GPT-6 быть открытыми в той же степени, что и первые поколения модели?» Зрители прокричали: «Да!» Тогда задавший этот вопрос Сэм Альтман ответил: «Воу, этого точно не будет, но спасибо, что поделились».
Собственно, самая известная в мире нейросеть перестала быть открытой уже в четвертой версии. Несмотря на изначальные принципы прозрачности OpenAI и на почти 100 страниц технической документации к GPT-4, до сих пор неясно точно, на каких данных и какими методами обучали эту модель (которая, между прочим, получила выход в интернет), сколько энергии она потребляет, какого оборудования требует.
Твит «вопрос открытого ИИ закрыт» собрал почти 1,4 млн просмотров, а Суцкевер объяснил The Verge это решение бизнес-мотивами: «GPT-4 было нелегко разрабатывать, и многие компании хотят сделать то же самое». А еще добавил, что они ошибались насчет полной открытости: «Если вы, как и мы, верите, что в какой-то момент ИИ станет чрезвычайно мощным, открывать исходники — плохая идея. Иначе будет довольно легко, если кто-то захочет, нанести большой вред».
Вопрос, может ли OpenAI гарантировать, что датасеты для обучения ИИ не включают пиратский контент, Илья оставил без ответа. Так что люди сделали выводы сами, когда Скарлетт Йоханссон рассказала, как Альтман лично просил ее озвучить ChatGPT-4o, а после отказа все же выпустил нейросеть, которая звучала так похоже на актрису, что даже «самые близкие друзья не заметили разницы». Резонанс был таким сильным, что Time даже включил Скарлетт в топ-100 самых влиятельных людей в области ИИ. OpenAI, конечно, удалила этот голос, а Сэм извинился. Впрочем, воровство компания так и не признала: как cформулировал Business Insider, OpenAI, похоже, предпочитает модель «проси прощения, а не разрешения».
{{slider-gallery}}
Нельзя сказать, что для умов, стоящих за OpenAI, эти расхождения не были очевидны изначально. Видимо, для основателей, в первую очередь для Сэма, диссонансы укладываются в ту же утилитарную философию, которая в лучшем случае сейчас выглядит так: мы работаем ради общего блага, но нам виднее, каким путем его добиваться и как потом его распределять.
Впрочем, вопрос конкуренции и ресурсов у OpenAI стоит действительно остро: для продолжения миссии, какой бы она ни была, уже не хватает привлеченных денег и платных сервисов — и снова нужны перемены.
Почти весь 2023 год Сэм посвятил тому, чтобы собрать самые большие в истории инвестиции: он отправился в турне по десяткам стран (за исключением китайских), встречался с лидерами стран и корпораций. Он пытался найти энергию, чипы и деньги — и все в таких колоссальных масштабах, что в одиночку эти потребности не смогла бы закрыть ни одна компания и ни одно государство.
{{slider-gallery}}
СМИ пестрели заголовками вроде «Всей мощности на Земле не хватит для ИИ Альтмана», ходили слухи о триллионах долларов, а Сэм тем временем обсуждал с сильными мира сего самые фантастические сценарии, от центра обработки данных на морских ветряных турбинах в Северном море до возобновления эксплуатации японских атомных электростанций. И говорил, что это нужно не только OpenAI, но и другим исследователям ИИ.
Кто-то поднял на смех претензии Альтмана на инвестиции, эквивалентные совокупному ВВП Германии и Франции, а Тайвань в лице топ-менеджмента TSMC даже назвал его болтуном, узнал The New York Times. А вот европейцев и Капитолий Альтман где-то очаровал, а где-то встревожил. Реальную энергию и деньги, если верить инсайдерам The New York Times, ему предложили в ОАЭ. Однако чиновников в Вашингтоне явно это обеспокоило, и амбиции Альтмана скорректировались до сотен миллиардов долларов и строительства инфраструктуры в первую очередь в США.
Подробностей этой масштабной стройки пока нет, зато есть очередные противоречия. Хотя Альтмана многие описывают как довольно асоциального человека, который не терпит большие компании и вечеринки, он проявил потрясающую харизму на тех многочисленных конференциях, слушаниях и ужинах. И, кажется, смог многих убедить, что OpenAI предпринимает все для безопасности всех, хотя технически это невозможно проверить. И хотя он два месяца открещивался от открытого письма с призывом поставить ИИ-гонку на шестимесячную паузу — пока не подписал другое обращение из нескольких предложений, куда более абстрактное: «Мы должны позаботиться о том, чтобы не вымереть из-за ИИ».
Судя по записям со слушаний в Сенате США, Сэм смог заверить важных собеседников и в том, что у него почти нет финансового интереса в OpenAI.
Оценки его имущества разнятся: Forbes говорит об $1 млрд, Bloomberg — о $2 млрд, The Wall Street Journal — почти о $3 млрд. Но, судя по всему, богатство Сэма состоит из долей в венчурных фондах и недвижимости в Калифорнии и на Гавайях. К этому можно добавить шикарные спорткары и уникальную коллекцию артефактов, в которой есть и ракетные двигатели, и мечи бронзового века.
Официально Альтман сейчас действительно не имеет доли в компании. Зато у него есть интерес косвенный: Альтман, например, владеет долями в некоторых партнерах OpenAI — взять хотя бы Rain AI, который продал OpenAI чипов на $51 млн. Да и ситуация с прямым интересом грозит измениться: спустя всего полтора года после тех слушаний доля в OpenAI у генерального директора все-таки вот-вот может появиться.
{{slider-gallery}}
Дело в том, что OpenAI, столько раз подчеркивавший некоммерческий контроль в своей структуре, в течение ближайшей пары лет превратится в классический бизнес, где у некоммерческих сил будет лишь миноритарный пакет акций, пишет Reuters. Такие реструктуризации крайне редки, особенно когда стартап за несколько лет превратился в корпорацию с запутанным управлением, тысячами сотрудников и оценкой в $157 млрд, которая может позволить покупку домена chat.com за $15 млн.
{{slider-gallery}}
OpenAI уже ведет переговоры с регуляторами, узнал Vox, как продать все ценные активы некоммерческой организации новой коммерческой. Самое сложное тут — справедливо оценить при продаже технологии, которые могут как перевернуть весь мир, так и оказаться очередным пузырем.
Некоммерческая часть OpenAI сейчас далеко не в лучшей форме: совет директоров сильно потрепан после крайне шумного и запутанного увольнения и возвращения Сэма на трон, а команду покинули многие ключевые сотрудники (в их числе сооснователи Илья Суцкевер и Джон Шульман, технический директор Мира Мурати, глава исследовательского направления Боб Макгрю, вице-президент по исследованиям Баррет Зоф). Да и на тот же совет, кажется, у Альтмана появились рычаги давления — как минимум после переворота. Как считают источники The Washington Post, директора компании — «или друзья Сэма, или люди, которые никогда не смогут пойти против него, не будучи уничтоженными».
{{slider-gallery}}
Так что большой вопрос, сможет ли в итоге некоммерческая сторона OpenAI подружить противоречивые интересы команды и инвесторов, преодолеть размытость закона, назвать верную цену сложным и непрозрачным технологиям — в общем, получится ли защитить интересы человечества в отношении ИИ и добиться справедливой сделки от коммерческих сил OpenAI (и, естественно, Microsoft).
Если общественность и регуляторы сочтут оценку адекватной, то у Сэма еще будет шанс подружить новый путь OpenAI с декларируемыми принципами. Возможно, у него даже получится убедить мир, что попытки сработаться с Пентагоном ему на пользу, как и убранная из устава формулировка о запрете использования ИИ в «военных и боевых целях». Если нет — пожалуй, это будет самый неэффективный эффективный альтруизм в истории планеты.
Пока при всех перестановках и перспективах OpenAI не приносит прибыли (хотя на нее надеялись в этом году) и, скорее всего, останется убыточной до 2029 года. Компания при этом рассчитывает показать выручку в размере $3,7 млрд в этом году, $11,6 млрд в следующем и $100 млрд к 2029-му, то есть более чем 2600%-ный рост за пять лет, подсчитали в The Information.
Прогнозы вряд ли можно считать точными: существующих вычислительных и природных ресурсов не хватит, чтобы разом удовлетворить нужды быстрорастущих OpenAI и его конкурентов (многие из которых, к слову, укомплектованы бывшими сотрудниками OpenAI). Как выразился Bloomberg, «ИИ уже сеет хаос в глобальных энергосистемах».
В том числе поэтому Сэм Альтман инвестирует не только в ИИ, но и в то, что поможет приблизить технологическую и социальную революцию. И в то, что пригодится в этом дивном новом мире. В частности, он поддерживает проекты по ядерному синтезу (столь необходимая дешевая энергия), усовершенствованной биометрии (чтобы лучше отличать людей от ботов), продлению жизни (естественно), а еще в его пакете соцсети, нейротехнологии, робототехника, криптография. Добавьте к этому миллионы внешних сервисов, зависимых от GPT, и сумасшедшие амбиции Альтмана — чего стоят одни самосравнения с Оппенгеймером. «Он одновременно создаст то, что нас уничтожит, и спасет нас от этого», — цитирует Intelligencer исследователя технологий Джатана Садовски.
{{slider-gallery}}
Если что-то пойдет не так и «эра интеллекта» Альтмана окажется вовсе не такой радужной, как он мечтает, Сэм будет к этому готов. На этот случай, как он сам упоминал, у него имеется запас оружия, золота, йодида калия, антибиотиков, батареек, воды, противогазов — и большое ранчо с виноградниками в живописном местечке на калифорнийском побережье.