Однако творческая мысль на этом не остановилась: технологии, сулящие радикальное изменение вектора развития, не перестали появляться с боем курантов и наступлением миллениума. Так что и писатели продолжают исследовать новые сценарии будущего — причем некоторые из этих сценариев, если верить фантастам, имеют шанс осуществиться уже через несколько десятилетий, еще при нашей жизни.
«Консенсуальная галлюцинация, ежедневно переживаемая миллиардами легальных операторов по всему свету... Графическое представление данных, хранящихся в памяти каждого компьютера, включенного в общечеловеческую сеть» — так описывал киберпространство в своем дебютном романе «Нейромант» (1984) Уильям Гибсон, отец-основатель киберпанка. Разумеется, не Гибсон придумал виртуальную реальность, но именно у него «киберспейс» становится главной операционной средой, визуализация кода отменяет переусложненные языки программирования, делает ненужными весь громоздкий инструментарий IT. Любые операции с данными тут доступны каждому, у кого есть недорогой имплант для прямого подключения к сети: чтобы добиться успеха в своем ремесле, хакеру-киберковбою не обязательно даже уметь читать и писать. Идея пришлась по душе писателям-фантастам, но оказалась труднореализуемой на практике, если реализуемой вообще. Почти сорок лет прошло с момента выхода «Нейроманта», а виртуальная реальность нашла применение пока в основном в видеоиграх и других отраслях индустрии развлечений — ну и в современном искусстве, конечно. Но лиха беда начало. Как писал тот же Гибсон, «будущее уже здесь, просто оно неравномерно распределено».
Строго говоря, нанотехнологии — это любые технологии, связанные с объектами размером менее 1/109 метра. Наноботы, нанопроцессоры, наноматериалы — выбирайте по вкусу. В романе Нила Стивенсона «Алмазный век» (1995) радикальный перелом в истории человеческой цивилизации знаменуется изобретением наносборщиков — своеобразных принтеров, способных штамповать любые предметы, «полностью идентичные натуральным» на атомарном уровне. Это наносит сокрушительный удар по привычному укладу: мир меняется на глазах, традиционные государства трещат по швам, богатейшие транснациональные корпорации-монополисты лопаются как мыльные пузыри. Больше не нужны фабрики и заводы, армии фермеров и синих воротничков, нефть и уголь, налаженные системы логистики и доставки. Только энергия и вещество, из которого можно собирать одежду, транспорт, строительные материалы, пищу, оружие — что угодно, где угодно, бесконтрольно, в неограниченных количествах. Ну и еще программное обеспечение — именно его создатели становятся новыми хозяевами бесповоротно изменившегося мира. Вот только воспроизводить живую материю у них почему-то не получается, но это дело наживное, дайте только время.
Дополненная реальность — прямая противоположность реальности виртуальной. Она не подменяет реальные объекты, а, напротив, делает их ярче, выразительнее, полнее. В романе «Конец радуг» (2006) фантаст и футуролог Вернор Виндж прогнозирует следующий шаг, предлагает совместить работу и хобби, превратить повседневный труд в увлекательную игру, дать последний и решительный бой рутине. Иными словами, речь идет о геймификации труда — и повседневной жизни в целом. Развитые технологии дополненной реальности превращают любое обыденное действие в элемент квеста: вместо поездки на автобусе — полет на драконе, вместо сообщения в мессенджере — письмо на пергаменте, доставленное почтовой совой. Как и чем дополнить свою персональную реальность — личный выбор каждого; фанаты Гарри Поттера видят мир совсем иначе, чем поклонники Толкина, но результаты их работы одинаково материальны и ощутимы для всех. Лестный поворот для писателей, режиссеров и других представителей креативных индустрий: наконец-то у книг, фильмов, комиксов, видеоигр появится шанс стать точкой притяжения, центром конденсации творческой энергии. Если, конечно, эти книги, фильмы и так далее сами по себе способны вовлечь в круговорот бесконечного косплея достаточно разносторонне одаренных людей.
Дня не проходит, чтобы в интернете не завирусился очередной продукт, созданный при участии нейросетей. Сети непрерывно генерируют книжные и журнальные обложки, киноафиши, фейковые фото, сотни тысяч текстов, аудиотреков и видеороликов. Но, любуясь результатами, мы задумываемся о том, как устроены нейросети, по какому принципу работают и на что еще способны, не чаще, чем о перспективах атомной энергетики, включая лампочку на кухне. В 2021 году бывший президент Google China, исполнительный директор Apple, вице-президент Microsoft Кай-фу Ли и писатель-фантаст Чэнь Цюфань, в прошлом программист того же «Гугла», подготовили остроумный просветительский проект «AI 2041. Ten Visions for Our Future», призванный привлечь внимание как раз к этим неочевидным аспектам индустрии. Научно-популярные статьи Кай-фу Ли об устройстве и перспективах нейросетей проиллюстрированы десятью рассказами Чэнь Цюфаня о том, как нейросети могут изменить наш мир уже в ближайшем будущем. Наученные опытом предшественников, соавторы высказываются довольно осторожно и резких революционных перемен в ближайшие 20 лет не ожидают. Зато глубокое проникновение нейросетей и искусственного интеллекта во все сферы жизни (включая самые интимные вроде планирования семьи) считают практически неизбежным.
Мы учимся, чтобы получить знания, практикуемся, чтобы закрепить опыт. Розовая мечта любого двоечника — чтобы все усвоилось как-нибудь само собой, незаметно, без усилий. Вжух — и ты уже обладаешь нужной компетенцией. Так, увы, не бывает: без труда не выловишь и рыбку из пруда. Осуществить эту мечту помогут только технологии пересадки долговременной памяти, прямой передачи информации в мозг. Вставляешь в разъем чип с нужным софтом — и превращаешься в проницательного детектива, переводчика-полиглота или космического монтажника. Эти технологии широко применяются, например, в романе Майкла Суэнвика «Вакуумные цветы» (1987) или цикле Дж. А. Эффинджера о Мариде Одране (1987–2003). Кому-то, конечно, придется и дальше осваивать экзотические профессии и создавать необходимый софт, но в целом в этом сценарии человечество освобождается от многовекового рабства, от диктатуры учителей, от необходимости просиживать штаны за партами и тысячи раз повторять любое действие, прежде чем отработаешь его до автоматизма. Цивилизация универсальных экспертов, готовых в любой момент резко сменить профессию и переквалифицироваться из астронавтов в управдомы, — еще один вариант облика грядущего, далеко не худший.
От оцифровки отдельных человеческих навыков до оцифровки личности в целом расстояние в полшага. Принцип тот же, разница чисто количественная — хватило бы памяти на компьютерных жестких дисках. Об этой форме бессмертия фантасты размышляют не первое десятилетие: такую операцию показывали, например, еще братья Стругацкие в рассказе 1961 года «Свечи перед пультом». Но вечно остаться бесплотной архивной записью — перспектива сомнительной привлекательности. Иное дело — технологии, позволяющие перенести оцифрованную личность обратно «на биологический носитель», в девственный мозг специально выращенного клона или осужденного преступника. Особенно технологии, доступные если не всем поголовно, то многим, как в трилогии Ричарда Моргана о Такеси Коваче (2002–2005). Заманчивая перспектива: освобождение от груза стареющей плоти, путь к настоящему бессмертию — по крайней мере, впечатляющему долголетию. Если, конечно, оставить в стороне сложный философский вопрос: является ли двойник тем же самым человеком, что и оригинал, или это иллюзия, самообман, а подлинное «я» безвозвратно угасает вместе с умирающим телом?
Нетрудно заметить, что чаще всего писатели связывают ближайшее будущее человечества с прогрессом информационных технологий. Но случаются и исключения. В своих романах «Ложная слепота» (2006) и «Эхопраксия» (2014) канадский гидробиолог и фантаст Питер Уоттс допускает, что будущее, напротив, за генетической модификацией и созданием новых подвидов гомо сапиенс. Коллективный разум-муравейник, хищники с прокачанными навыками распознавания образов, «зомби» с редуцированными цепочками нейронных связей, мгновенно реагирующие на любой раздражитель, — у всех них есть эволюционные преимущества, которых лишено современное человечество. И кто-то, возможно, сумеет эффективнее приспособиться к стремительно меняющимся условиям внешней среды, победит в форсированной эволюционной гонке. Другой вопрос, будет ли новый доминирующий вид обладать разумом в современном понимании. Но Питер Уоттс с большим скепсисом относится к феномену самосознания — так что, возможно, без него, без самосознания, человечеству будет даже лучше.
Если коротко, то технологическая сингулярность — высшая точка развития информационных технологий, доступная человеческому пониманию, начало лавинообразного роста мощности искусственного интеллекта. Сам этот термин ввел в 1993 году писатель Вернор Виндж. Но что именно произойдет, когда прогресс достигнет точки невозврата и ИИ начнет стремительно набирать обороты, футурологи спорят по сей день. Например, по версии британца Чарльза Стросса, изложенной в романе «Аччелерандо» (2005), технологическое ускорение начнется со стирания границ — между человеком и программным продуктом, между отдельной личностью и вычислительным кластером. А через несколько десятилетий сингулярность приведет к тому, что вся материя в Солнечной системе окажется до атома перестроена в микропроцессоры, распылена в огромное вычислительное облако — тут и сказочке конец. Правда, это будет мыслящее и осознающее себя облако, а естественный предел экспансии положит скорость света — вполне возможно, что в других звездных системах цивилизация сохранится хоть и в постчеловеческих, но более привычных для нас и более архаичных формах.
.webp)
.webp)
.webp)
.jpg)
