Каждый год президент США произносит речь «О положении страны», и это лишь очередной повод вздремнуть. Просто посмотрите на присутствующих на послании представителей государства, которые изо всех сил пытаются держать глаза открытыми. Все потому, что эту речь они уже много раз слышали.

Мы тоже. За последнее время в политике мало что изменилось, и речь не о кандидатах. На местной заправке и то больше разнообразия: как минимум я могу выбрать три вида топлива и пять вкусов газировки Big Gulp. Так что оставим политику в стороне. 

Все самое интересное сейчас происходит в массовой культуре, которая меняется с невероятной скоростью. Поэтому нам нужно другое ежегодное обращение — «Состояние культуры». 

Мое прошлогоднее «послание» много цитировали, но и оно теперь устарело. 2024 год может стать самым динамичным и опасным временем для креативной экономики. И неважно, какими будут итоги ноябрьских выборов.

Хочу рассказать, почему развлечения мертвы и что придет им на смену.

Индустрия отвлечения

Если сравнивать культуру с политикой, то выбор, как правило, ограничен двумя «кандидатами»: искусством и развлечениями. Многие творческие люди думают, что это единственные варианты как для них, так и для их аудитории: либо они дают публике, что она хочет, развлекая ее, либо предъявляют ей требования, создавая искусство. Но это неправда.

Разумнее рассматривать креативную экономику как пищевую цепочку. Если вы художник или стремитесь им стать, то реальность стоит рассматривать так: развлечения «поглощают» искусство.

{{slider-gallery}}

До недавнего времени индустрия развлечений переживала спад. И настолько сильный, что все замысловатое, независимое, альтернативное оказалось на обочине рынка. Но даже эта картина не так тревожна, как то, что происходит сейчас: мы становимся свидетелями зарождения постразвлекательной культуры. Искусству это точно не на руку, как и обществу в целом. 

Теперь даже этот кит в виде индустрии развлечений в беде. Развлекательные компании испытывают трудности, о которых никто не мог подумать всего несколько лет назад.

Вот немного фактов из кинобизнеса.

• Disney переживает кризис, когда все сокращается (кроме зарплаты гендиректора).
• Paramount уволила 800 сотрудников и ищет нового владельца.
• Universal теперь выкладывает фильмы на стриминги после каких-то трех недель в прокате.
• Warner Bros. зарабатывает на отмене фильмов больше, чем на их выпуске.

Телевизионный бизнес тоже уперся в тупик. После нескольких лет устойчивого роста количество сериалов начало сокращаться.

Музыка, возможно, находится в худшем положении по сравнению с другими сегментами. Достаточно вспомнить решение Sony инвестировать в каталог песен Майкла Джексона $1,2 млрд. Ни один лейбл не стал бы вкладывать даже часть этой суммы в запуск новых артистов. 

В 2024 году старые музыканты ценятся больше, чем молодые, а мертвые больше, чем живые.

Возникает вопрос: если спрос на развлечения сокращается, что приходит им на смену? 

Отвлечение — самый быстрорастущий сегмент культурной индустрии. 

{{slider-gallery}}

Можете называть это скроллингом, или смахиванием, или тратой времени — или как хотите. Но это не искусство и не развлечение, а просто непрекращающаяся активность. Ключевая особенность ее в том, что каждый стимул длится всего несколько секунд и должен повторяться.

Это огромный бизнес, и скоро его масштаб превзойдет искусство и развлечения, вместе взятые. Все превращается в TikTok, название которого удачно намекает на беспрерывное тиканье часов: чтобы сработал стимул, хватает одного такого тика.

TikTok заработал состояние на быстрой прокрутке видео. И теперь Facebook* — когда-то место для общения с семьей и друзьями — подражает этому: «Пока, бабушка! Здравствуйте, рилсы!» Twitter сделал то же самое. В этом же списке Instagram*, YouTube и любой, кто пытается заработать на социальных сетях. 

Дофаминовая петля

Отвлечение — это больше, чем просто горячий тренд 2024 года. Оно может длиться вечно, потому что работает с биохимией нашего тела, а не с модой или эстетикой. В момент отвлечения наш мозг нас вознаграждает: высвобождается дофамин — мы чувствуем себя лучше и хотим это повторить. 

{{slider-gallery}}

Этот цикл вполне вписывается в модель зависимости. Только сейчас она работает в культуре и творческом мире, на миллиардах людей. Они стали добровольными участниками крупнейшего в истории человечества эксперимента по социальной инженерии.

Итак, мы поняли, что нужно отказаться от простого видения культуры, в котором есть только искусство и развлечения. Но отвлечение — не единственный новый элемент пищевой цепочки. Это всего лишь ступень на пути к настоящей цели — зависимости. 

{{slider-gallery}}

Так выглядит вся пищевая цепочка культурной индустрии, и эту модель всячески поддерживают технологические платформы, которые сейчас доминируют чуть ли не во всех сферах нашей жизни.

Технологические платформы не похожи на Медичи и других богатых покровителей искусств. Они не хотят найти следующего Микеланджело или Моцарта. Они хотят создать мир наркоманов, потому что они дилеры.

Зависимость — их цель. Они не говорят о ней открыто, но им это и не нужно. Достаточно посмотреть на то, что они создают. Все для того, чтобы загнать пользователей в порочный круг зависимости.

• Платформы переходят на интерфейсы с прокруткой и перелистыванием, которые активизируют и поддерживают дофаминовую петлю.
• Все, что может убедить вас покинуть платформу, — новость или любая внешняя ссылка — жестоко наказывается алгоритмами. Ведь это может освободить вас от статуса зависимого, а этого допустить нельзя.
• Apple, Facebook* и другие компании теперь советуют вам надеть гарнитуры виртуальной реальности, в которых вы следуете за стимулами, как рыбки в пищевой цепи. Вам предлагают стать пассивным потребителем воображаемых переживаний. Похоже на капсулу из «Матрицы», не правда ли?

Руководители технологических компаний знают о негативных эффектах своих платформ, но не меняют курс. Внутренние документы Meta** говорят, что Instagram* приводит к депрессии, тревоге и суицидальным мыслям. Марк Цукерберг в курсе всех подробностей. Но его это не волнует. Гендиректора знают расклад: чем чаще используются технологии, тем хуже психические показатели их пользователей. 

Технологические компании агрессивно двигаются вперед и не хотят терять долю рынка в пользу других участников дофаминового картеля. И делают это с особым вниманием к детям. Ведь каждый торговец хламом знает: выгоднее завлечь того, кто еще молод.

Гарнитуры виртуальной реальности вызывают еще больше проблем, поскольку перестраивают мозг пользователей. Эксперты уже говорят о «болезни симулятора». Пока это просто тошнота, головокружение и головные боли. Теперь представьте, какие могут быть психические последствия.

В дофаминовой культуре даже примитивные способы развлечения выглядят как пьеса Шекспира. Вам не нужен «Гамлет» — достаточно фото гамбургера или видео с тверкающей девушкой или неуклюжим питомцем. Вместо фильмов — бесконечная лента 15-секундных видеороликов. Вместо симфоний — короткие мелодии, которые обычно сопровождают эти крошечные видеоролики ровно столько, чтобы вы получили дофамин.

Это новая культура. И главная ее особенность — отсутствие Культуры (с большой буквы) или даже простых развлечений. И то и другое замещается навязчивым поведением.

{{slider-gallery}}

Так что не удивляйтесь, когда корпорации перестанут притворяться, а развлекательные компании внезапно переключатся на азартные игры или другие вызывающие привыкание продукты. Неспроста же Супербоул состоялся в Лас-Вегасе — символично для текущего этапа в нашей культуре.

Все геймифицировано. Все можно прокрутить. И вы можете выбрать лодку по вкусу, чтобы грести в этом потоке.

Мир ангедонии

Как дофаминовая культура влияет на наш мозг? На нашу жизнь? На будущее?

Отвечая на эти вопросы, наука начинает быть по-настоящему неприятной. Чем больше зависимые полагаются на дофаминовые стимулы, тем меньше удовольствия получают. В один момент этот цикл приводит к ангедонии, полному отсутствию удовольствия от опыта, к которому человек изначально стремился ради удовольствия.

Это кажется парадоксом. Как погоня за удовольствием может привести к его уменьшению? 

Так устроен наш мозг (возможно, это защитный механизм). В какой-то момент наркоманы все еще стремятся к стимулу, но больше для того, чтобы не чувствовать боль от нехватки дофамина. Люди, зависимые от обезболивающих, переживают то же самое. На определенном этапе опиоидная зависимость фактически усиливает боль.

Что произойдет, если тот же опыт «доставлять» всем через телефоны? Последствия разрушительны, объясняет психиатр Лен Ланц. В дофаминовой петле оказываются даже те, кто считает себя не склонным к аддиктивному поведению. Сейчас мы наблюдаем первые последствия этой пагубной привычки в социальном масштабе. 

Можно называть это «тиктоковой депрессией», или «зомбированием Кремниевой долины», или как-то еще. Пользователи чувствуют симптомы этой болезни, хотя еще никак ее не обозначили. Просто послушайте, как люди описывают свои токсичные онлайн-взаимодействия: думскроллинг, троллинг, доксинг, газлайтинг и так далее. В 2024 году мы будем заниматься этим ради развлечения, хоть это и не приносит счастья.

Авторы Всемирного доклада о счастье опросили 150 тыс. человек в 26 странах. Выяснилось, что США и другие процветающие, технологически развитые страны страдают от массового снижения уровня счастья. Вот что происходит, когда ангедония «продается» каждую неделю, а всепроникающие технологические платформы все больше напоминают безжалостные корпорации, разбогатевшие на продаже опиоидов.

Одни компании подсаживают людей на вещества, другие — на приложения и алгоритмы. В любом случае это просто штамповка наркоманов.

Это наше мрачное будущее — не столько по Оруэллу, сколько по Хаксли.

Современный хоррор

Доктор Анна Лембке, автор книги «Дофаминовая нация», призывает своих пациентов практиковать дофаминовое голодание в течение одного месяца — этого времени достаточно, чтобы мозг начал перестраиваться. Но те, кто находится в дофаминовой петле, пугаются, даже когда отключились от сети всего на несколько минут.

Лембке делится примером: 

«Моя пациентка Софи, студентка Стэнфордского университета из Южной Кореи, обратилась ко мне за помощью в связи с депрессией и тревожностью. Она рассказала, что большую часть времени проводит, пользуясь разными устройствами: сидит в Instagram*, смотрит YouTube, слушает подкасты и музыку.

Я предложила ей попробовать ходить на занятия, ничего не слушая, и просто наблюдать за возникающими в голове мыслями. Она посмотрела на меня с недоверием и испугом и спросила: “Зачем?”

Через неделю Софи вернулась и рассказала о новом опыте: “Поначалу было тяжело. Но потом я привыкла и мне даже вроде как понравилось. Я начала замечать деревья”».

{{slider-gallery}}

Если вам не хватает ужастиков, то прочтите эту книгу. В ней больше зомби, чем в «Ходячих мертвецах».

Еще недавно я бы отмахнулся от подобных историй. Я не мог себе представить, чтобы кто-то так сильно увлекался Instagram*, TikTok или каким-либо приложением. Но сейчас мне не нужно ничего представлять: эти наркоманы с грустными глазами, привязанные к своим устройствам, повсюду. Их изможденные лица так же натянуты, как ленты их соцсетей.

Таково состояние нашей культуры в 2024 году. И эта проблема гораздо серьезнее трудностей, которые испытывают художники и медиакомпании. Дофаминовый картель усугубляет социальные проблемы — в образовании, на рабочих местах и ​​в частной жизни. Но вы вряд ли услышите об этом в массмедиа, потому что слишком много людей слишком много зарабатывают на дофаминовой культуре.

Если вы думали, что наркокартели богаты, посмотрите на рыночную капитализацию Apple, Meta** и других технологических компаний. Они слишком велики, чтобы их можно было остановить.

Но их можно назвать и пристыдить. Если политики не хотят этого делать, мы можем и должны. Просто сказать правду о дофаминовом картеле — большой шаг для современной культуры.

Наконец, сделайте себе одолжение. Время от времени отключайтесь от сети и обращайте внимание на деревья вокруг или неуклюжих домашних животных. В реальной жизни они выглядят лучше, чем в VR-гарнитуре.

_{* Принадлежит корпорации Meta, признанной экстремистской и запрещенной в России.}

_{** Признана экстремистской и запрещена в России.}