‍Смысл и негативность искусства

— Зачем людям искусство? Как оно меняет их жизнь?

— Искусство не нужно людям. На фоне потребностей человека в пище, воде, комфортных бытовых условиях искусство — это роскошь, которая сама по себе не имеет никакого смысла. Тем не менее человеческая культура устроена так, что мы пытаемся многим вещам придать больше значений, чем они в себе несут: машина — не просто средство передвижения, а маркер статуса; еда — не просто способ питаться, а, например, отражение нашего отношения к животным. Мы не берем сейчас в расчет ситуации массового кризиса, когда люди заняты поиском безопасного пространства над головой. 

В мирных обстоятельствах искусство позволяет людям не замыкаться в «эхо-камере», которую мы создаем вокруг себя за счет тех же соцсетей. Искусство заставляет нас внимательно посмотреть на другого человека, помыслить себя в качестве его отражения. Мы оказываемся в непривычной обстановке и в непривычных условиях, смотрим на привычные вещи под другим углом. Это хороший стимул для того, чтобы помыслить «другого», дать ему право быть.

— Часто современное искусство провоцирует в человеке негативные эмоции, заставляет испытывать дискомфорт. Зачем это нужно человеку? 

— Все очень просто: негативные эмоции позволяют нам расти и становиться лучше, тогда как позитивные эмоции чаще всего останавливают нас в развитии. Если я, например, дотронусь до горячей кастрюли, я обожгусь, но я чему-то научусь и использую этот опыт в будущем. Негативные эмоции позволяют получить опыт, на основе которого мы строим свою дальнейшую деятельность. 

В науке, например, бывает так, что какой-то ученый на пике карьеры совершает значительное открытие. Спустя время он может закостенеть, застрять на былых результатах своей деятельности. Пока его теория уже стала нерелевантной, устаревшей, могут появиться новые, опровергающие теории, основанные на ранее недоступных технологиях. Этот старый ученый будет сдерживать дальнейшее развитие науки из-за невозможности принять это «другое новое». В английском языке это называется gate keeping: будучи лидером мнений, ты не пускаешь в большой профессиональный мир то, что лично у тебя выходит за горизонт.

Негативные эмоции позволяют нам понимать, что старые формации или неустойчивые системы должны изменяться. Негативный опыт — это провокация извне, которая позволяет тебе адаптироваться и тем самым продолжать существовать, а не быть похороненным заживо. Я размышляю утилитарно и не грежу романтикой о том, что искусство спасет человечество. Мы видим, что не спасает. 

— Можно ли сказать, что для столкновения с современным искусством у человека должна быть готовность к тому, чтобы испытывать негативные эмоции, переживать дискомфорт? Особенно в контексте современной культуры, которая призывает нас окружать себя позитивными вещами и заботиться о своем ментальном здоровье.

Очень важно, что современные люди благодаря терапевтическим практикам учатся говорить «нет» или, наоборот, говорить «да». Это помогает им развивать отношения друг с другом, находить выход из неприятных ситуаций, повышать самооценку. С другой стороны, это приводит нас к современной этике, которая пожирает саму себя. 

Есть книга Артемия Магуна «От триггера к трикстеру. Энциклопедия диалектических наук». Второй том так и называется — «Негативность в этике». Магун утверждает, что каждый человек имеет право нести негативные эмоции в общество — это важный фактор развития человечества. Ты должен быть готов к тому, что в жизни что-то может пойти не по твоему плану. Если человек не готов к альтернативным мнениям, его ждет больше разочарований в жизни, чем в искусстве.

Искусство в кризис и роль художника

— Каким должно быть искусство в эпоху кризиса? 

— Я много думал об этом, и у меня нет ответа. Оно должно быть любым, кроме того, каким оно было до кризиса. Художник, даже если он меняется внутри собственного высказывания, должен подсказывать зрителю, что какой-то статус-кво нарушен. Задача искусства не делить мир на черное и белое, а создавать некую серую территорию — завлекать на нее совершенно разных людей, которые могли бы найти там общий язык. 

Если нет диалога, все рушится. У искусства есть возможность идти не от частного к частному, а от общего к общему.

{{slider2}}

— Какое, на ваш взгляд, место занимает фигура художника в современном обществе? 

— Думаю, фигура художника не несет никаких сверхъестественных смыслов в обществе. Я где-то писал: «Если вы смотрите на художника как на ролевую модель, что-то в вашей жизни не так». В образе художника собраны все перверсии, проблемы и комплексы: человек почему-то пошел в искусство, а не стал строить мосты или лечить людей. Художник существует на экзальтированной территории, где чувствуются проблемы, конфликты, определенная отстраненность от насущной повестки. 

Художник чаще всего ставит перед собой задачу нарушить укорененные условности. У него как у гражданина может быть своя точка зрения, но его задача как художника — постоянно провоцировать дискуссию. Конечно, это не означает, что провокация не может зайти слишком далеко и не может превратиться в самоцель.

Культура в российских регионах и в мире

— Как устроена культурная жизнь Нижнего Новгорода с точки зрения современного искусства?

— В Нижнем Новгороде есть несколько институций современного искусства, которые гораздо старше студии «Тихая». Например, [[ГЦСИ|Государственный центр современного искусства.]] «Арсенал» работает больше 25 лет и за это время сформировал фундамент восприятия современного искусства в регионе благодаря работе с локальным контекстом, масштабной образовательной практике, вниманию к каждому зрителю.

Когда я начинал заниматься уличным искусством, его воспринимали как субкультуру, почти маргиналию. Сейчас оно занимает важную часть на культурной карте Нижнего Новгорода и превратилось в своего рода бренд. Раньше экскурсии по объектам уличного искусства были возможностью для художников рассказать зрителям о своей практике от первого лица, а сейчас плох тот нижегородский экскурсовод, который не имеет в программе стрит-арта.

За последние годы Нижний Новгород оформился в самодостаточный культурный центр. Кроме сильных государственных музеев с новыми выставочными площадями, в городе функционируют две частные галереи современного искусства, частный центр современного искусства «Терминал А», работающий в основном с молодыми художниками, организуются ярмарки современного искусства.

Студия «Тихая» в этом контексте — настоящая мастерская художников, которая переросла в полноценную институцию. При этом мы сохранили камерность, сделав посещение студии только по записи. Это не останавливает гостей города всеми способами попасть к нам, чтобы увидеть наше специальное открытое хранение с работами художников студии...

— Как развивается культура в других российских регионах? 

— По моим ощущениям, чем дальше ты сейчас находишься от центра в России, тем свободнее там развивается культура. Я очень ценю региональные практики: процессы, которые происходят в Самаре, Казани или Воронеже. Для меня они могут быть даже более релевантными, чем открытие нового музея в Москве. Да, Москва создает профессиональный дискурс, но живой процесс происходит именно на периферии. 

Бывают и трудные, болезненные ситуации — как, например, в Краснодаре, где закрылся центр «Типография» после того, как его признали иноагентом. После этого Краснодар как будто исчезает с карты современного искусства, что, конечно, ставит оставшихся там художников в тяжелые условия.

Есть и другой пример: в Нижегородской области местные власти охотно поддерживают запрос на культурные проекты. Они поддерживают работу институций разного масштаба, с разными финансовыми возможностями. Студия «Тихая» — это не только институция с выставочной программой, открытым хранением, резиденцией и мастерскими, но и организация со сформулированной и рабочей экономической стратегией. Но так не у всех. Область, например, поддерживает грантами организации, у которых нет долгосрочного экономического плана, чтобы обеспечить им дополнительное финансирование и отработать будущие направления деятельности.

— Чем культурное развитие российских регионов отличается от международных трендов?

— Взаимодействие с внешним миром прервалось после закрытия границ. Сообщающихся сосудов в виде международных проектов, книг и публикаций, событий с зарубежными художниками, кураторами и искусствоведами — чего и раньше было немного — сейчас практически не существует. Это отрывает нас от глобальной дискуссии, которая происходит в современном искусстве за рубежом.

Тем не менее вызовы, которые есть в мировом поле современного искусства, остаются релевантны и для России. Но общий профессиональный язык утрачивается и впоследствии может деградировать.

Символическое бессмертие

— Какие проекты в своей карьере художника вы считаете самыми значимыми? 

— «Пустой дом» — совместный проект с Владимиром Чернышевым, который мы представляли на IV Московской биеннале молодого искусства в 2014 году. Выставка «Обратно домой» 2017 года в бывшем Музее нижегородской интеллигенции (за нее я получил свою первую премию «Инновация»). Проект «Сад им.» 2019 года, за который я второй раз получил «Инновацию». 

— Проект «Сад им.» в нижегородском крематории посвящен теме смерти. Почему вы решили говорить именно об этом?

— Есть три вечные темы, на которые высказываются художники: свобода, любовь и смерть. Со свободой все понятно, любовь мне кажется вещью достаточно интимной, а смерть — вечно довлеющий над тобой страх, который влияет на тебя в течение всей твоей жизни. На территории искусства много заигрываний с запретными темами, любая из них — это пища для ума художника. 

Существует укорененная романтизация темы смерти в искусстве, поэтому я решил подойти к этой теме по-другому — зайти на территорию, где смерть переносится на инфраструктуру, которая призвана справляться с ней. Туда, где твоя работа может стать не просто эстетическим упражнением, а создать уникальный опыт или внутреннее изменение у посетителей. 

Место, где расположен «Сад им., — внутренний двор крематория — накладывает ограничения. Если бы я задумывал условную выставку на тему смерти в галерее, я бы не был ничем ограничен, кроме внутренней самоцензуры. Здесь я ограничен этикой, которая не изымает проект из контекста настоящих людских отношений, а ставит сложную задачу, и в этой несвободе ты оказываешься свободен.

{{slider1}}

— Искусство может преодолеть смерть? 

— Одна из концепций символического бессмертия обращается к творчеству: если благодаря тому, что ты создал, тебя помнит хотя бы один человек, ты уже бессмертен. Даже если ты напишешь худшую книгу на свете, наверняка в будущем найдется кто-то, кто захочет прочитать эту худшую книгу и отправится за ней в библиотеку. 

Искусство может преодолеть смерть символически. Многие коллекционеры и художники движимы этим эгоистичным желанием. Они хотят уйти в вечность посредством предметной культуры. «Сад им.» же обращается к нематериальной памяти, которая не концентрируется на одном памятнике.

— С какой темой вы работаете сейчас? 

— Меня очень интересует причинность зла. Почему что-то мы считаем злом, а что-то считаем добром? Как возникает зло? Мне интересно исследовать это с точки зрения социологии, антропологии, биологии и экономики. Больше всего меня интересует тривиальная бытовая культура, в которой возникает зло. Когда происходит само допущение зла, которое потом перетекает в большее зло? Эта тема занимает меня последние два-три года.