«Хоррор — не младшая сестра-замарашка, а вполне себе принцесса». Станислав Зельвенский — о своей новой книге и о том, почему фильмы ужасов стали самым популярным жанром кино

У одного из лучших кинокритиков страны Станислава Зельвенского, который вот уже много лет регулярно составляет списки лучших хорроров, вышла книга «Сто ужасов Станислава Зельвенского», в которой он признается жанру в любви, а заодно пытается понять, почему мы так завороженно смотрим на ужасы. SETTERS Media поговорил со Станиславом о том, как так вышло, ведь он ненавидит списки и не считает себя специалистом по хоррорам. 

— Хорроры не являются, как вы говорите в предисловии книги, вашей специализацией, при этом вы ответственно уже некоторое время ежегодно составляете списки лучших. Как это занятие пришло в вашу жизнь? 

— Как это началось, не помню. Но в «Афише» мы в какой-то момент решили это делать. Специалистом, как какой-нибудь Ростоцкий, я действительно не был, но всегда это дело любил. Наверное, в конце года, когда все эти адские списки надо составлять, мне захотелось отдельной категории для хорроров. 

{{slider-gallery}}

— То есть не из-под палки? По зову сердца? 

— По зову сердца — сто процентов. Тем более бывают годы, когда сложно наскрести десять приличных фильмов, а тут пожалуйста. Я очень не люблю иерархические списки и всегда стараюсь делать топы по алфавиту. Звездочки фильмам эти я всегда ненавидел: тут на «семь с половиной», а тут «пятерка за визуал» и «восьмерка за актеров». Мне кажется, это все как-то бесконечно скучно, и странно, и как бы нечестно, и вообще…

— Сохраняем уважение, так сказать, к проделанной работе кинематографистов?

— Ну, в том числе. Работу можно уважать или не уважать, но ставить ей какие-то баллы, мне кажется, в принципе последнее дело. 

— От звания специалиста по хоррору вы открещиваетесь, но кинокритик вы заслуженный. Можем под запись официально сказать, что хорроры — это на сегодняшний день лучший жанр в кино, самый гибкий — и формально, и по части так называемого социального высказывания? 

— Безусловно, можем. У меня на книжке практически на обложке это и написано. Как минимум в пространстве инноваций это самый пластичный и живой жанр. Это не исключает авторского кино, не будем принижать всех все-таки. Но уважение к хоррору, конечно, надо иметь. Это не какая-то младшая сестра-замарашка, как было принято думать раньше, это вполне себе принцесса. 

— А как вы относитесь к феномену так называемого интеллектуального хоррора? А24, «Неон» — долго они еще продержатся? 

— Я не очень люблю А24, правда. Но дела у них неплохо идут. Понятно, что создатели студии — это люди, которые, очевидно, искренне любят кино. Но за последнее время, конечно, это превратилось скорее в маркетинговый феномен — и тянет от этого отгородиться. Очевидно, что А24 уже не гарантия качества, как они пытаются представить. Хотя, безусловно, у них много интересных фильмов. Вот Ари Астер, например. «Реинкарнация» безусловно хороша. «Солнцестояние», скажем, я не люблю, а следующие два фильма уже не хорроры, наверное. Эггерса, мне кажется, перехвалили. 

— Да, наша большая потеря.

— Да-да-да. Это в целом нам урок. 

— А как вам кажется, почему хоррор перестал быть маргинальным жанром? Все готовятся к концу света или кино уже, так сказать, подустало, не начавшись?

— Кто-то, безусловно, хочет настроиться на апокалиптическую волну. А кто-то пытается отогнать этот ужас с помощью киноужаса. Надо пережить безопасный ужас, чтобы легче было в окно смотреть. Но и про индустриальные причины не будем забывать. На хоррорах легко заработать: это дешевый жанр. Примеров хорроров, которые стоили 2 млн, а заработали 100 млн, гораздо больше, чем в других жанрах. 

— При нашей жизни дадут главный «Оскар» хоррору?

— Думаю, что да. Формально «Молчание ягнят» считается, «Форма воды» опять же… То есть подбираются. «Паразиты» из этой серии. Если забиться, то да, в ближайшие пять лет, десять точно «Оскар» за лучший фильм будет у хоррора. Времена, когда давали только драмам про холокост, прошли. 

— Ну вот Канны уже есть. А как вы смотрите на новое поколение феминистского боди-хоррора? 

— Ну я люблю «Что ни день, то неприятности» Клер Дени — об этом есть в книжке. А так понятно, что фестивали тоже стали относиться к жанру более нежно. Я не могу сказать, что современный его вариант — это что-то сногсшибательное. Дюкурно — интересный автор, Фаржа нравится мне меньше, но она и попроще. «Субстанцию», по-моему, слегка перехвалили.

— А вам не кажется, что сейчас будет запущен конвейер этих фильмов и любой смысл, который в них до это был, вымоется окончательно? 

— Конвейер, конечно, будет. Я просто не хочу, чтобы создавалось впечатление, что я отмахиваюсь от всего нового. Но да, коммерческих и цинично посчитанных фильмов по мотивам этого будет, конечно, все больше и больше. «Субстанция» фильм сам по себе забавный, просто так работает машина хайпа, так сказать, — она все преувеличивает. И с этим приходится жить.

— А есть у вас среди любимых режиссер, кто не снимал хорроров, а вам бы хотелось? Я вот думаю, что у Иствуда очень хорошо получилось бы кино про зомби.

— Я сейчас с товарищем обсуждал Вима Вендерса, пусть будет он — и снимет j-хоррор (японский хоррор — прим. SM). 

— Отличный выбор! Вопрос из серии «не могу не задать». У ваших молодых коллег недавно случился скандал по мотивам статьи в «Афише» по поводу того, что существуют настоящие кинокритики, а есть блогеры — и вот они наконец-то уничтожат профессию. 

— Да, я слышал об этом. Но мне кажется, эта история выеденного яйца не стоит. На моей памяти кинокритику хоронили… ну, раз в несколько лет это происходит. В критике есть системные проблемы, но соперничество с блогами? Ну если тебя мало читают, ты пиши лучше. 

— А какие системные проблемы у критики? 

— Главная проблема кинокритики — это сайт Rotten Tomatoes. Вот эти красные и зеленые пятна и цифры, которые абсолютно неадекватные. Ведь когда ты смотришь и потом пишешь про фильм, он редко бывает очень хорошим или очень плохим. Чаще всего он находится где-то посередине: что-то удалось, а что-то нет. Но вот эти цифры, которые там высчитываются, — они не имеют к нему никакого отношения. А ими все пользуются — это же очень удобно, когда надо решить, например, смотреть фильм или нет. И это стало большим фактором в том числе в прокате фильма и политике студий в общем. Об этих показателях думают перед пресс-показами, когда решают, кому фильм показывать: критикам, блогерам или просто фанатам. Вокруг этой нелепой цифры строится судьба фильма. Это невероятная проблема. А если говорить про аудиторию, то меня это, конечно, в меньшей степени беспокоит. Просто потому, что мне не нужны миллионы читателей. Ну будет у меня 50 читателей (нет, ладно, 50 — это мало), 500 — ну и прекрасно. Лично меня как автора устроит практически любое количество читателей.

— Последний вопрос с важным хоррор-прогнозом. Следующий Шьямалан будет хороший?

— Я верю. Я в Шьямалана всегда верю. Я иногда ошибаюсь, но верю всегда.