О скуке как начале
Я начала фотографировать еще в школе — просто от нечего делать. Просто от скуки. Я нашла у мамы фотоаппарат, которым она не пользовалась. Ей папа подарил на день рождения цифровую мыльницу. То есть у меня не было этого классического пути — когда мы начинаем с пленки. Я начала сразу с цифры. Я была такая интровертная, немножко нервная, и в школе было сложно. Я была таким суперправильным ребенком, пиво по подъездам не пила, но вот прогуливала школу с камерой, одна гуляла. Я фотографировала свой спальный район, в котором жила. Потом у нас в Минске очень сильные туманы, осень, октябрь-ноябрь, это до сих пор для меня самое любимое съемочное время. Потом я уже стала куда-то дальше в город выбираться и знакомиться с чужими людьми.
Об учебе в Минске
Я училась в Минске — в колледже на фотографа. Я фотограф, техник-технолог пятого разряда, вообще-то. А разряд ретушера я не получила по очень смешной причине. Я отказалась выполнить итоговое задание, которое заключалось в том, чтобы сделать виньетки для школьного альбома. Я вообще постоянно ругалась с преподавателями. Они мне все время говорили: Полина, у нас тут бытовое обслуживание населения. Предполагалось, что я буду «фотографом службы быта», как себя Николай Бахарев называет.
О свадебных фотографах
Когда я поступала в колледж, лет в 15, модно было снимать свадьбы, У нас было несколько имен в Минске — популярных свадебных фотографов, которые снимали на пленку. И мне родители говорили: «Ну что, мужа богатого ты искать не хочешь, а одеваться, технику покупать дорогую хочешь. Ну, тогда надо самой зарабатывать начинать». Так что такой вариант я рассматривала, до того, как мне преподаватель фотокружка не подсунул книгу Camera Lucida Барта, фотографии Вивьен Майер и Стивена Шора. Такое чувство, которое я испытала тогда, ни с чем не перепутаешь и оно не терпит компромиссов - конечно, я уже не могла как раньше думать.
О первой «настоящей фотографии»
Я помню до сих пор портрет женщины в голубом шарфе с тонкой сигареткой за оперным театром. Я к ней подошла и спросила, можно ли ее сфотографировать. И она говорит: «Да, только знаете, пока дочка не видит. У меня дочка в оперном работает, танцует, а я, значит, курю. Она не знает, что я курю. Главное, чтобы она эту фотографию никогда не увидела». Это был момент какого-то полного доверия. Сейчас я уже понимаю, что не у всех фотографов такой метод. Даже не потому, что они его не выбирают, а потому, что не всем люди доверяют таким образом.
Когда я поступала в колледж, лет в 15, модно было снимать свадьбы
Об Игоре Мухине и Школе Родченко
В колледже я зарабатывала тем, что снимала девчонок, похожих на себя. У меня была группа во «ВКонтакте», довольно успешная для подростка. Я брала $20 за съемку. А в качестве диплома я снимала проект про соседей в своей девятиэтажке. Это было какое-то простое искреннее человеческое любопытство. Мне было 16 лет, и вот люди ко мне подходят и говорят: «Полина, вот мы тебя помним, такая маленькая была, на скакалке прыгала». А я такая: «Что это? Я не помню вообще, о чем они». Было странно, что я не знаю, кто они, как они живут, а они меня помнят и много про меня знают. Я просто стала стучаться и спрашивать, можно ли к ним прийти домой и их снять. Игорь Мухин меня взял в Школу Родченко из-за этого проекта. Я защитила диплом и полетела в Москву. Мухин мне сказал так: «Ты на самом деле не понимаешь, что для большинства людей это очень сложно — просто постучать к кому-то в дверь и сказать, что я вот делаю проект, и не каждого к тому же пустят». На эту тему я часто вспоминаю одно интервью Марины Разбежкиной, кажется в журнале Сеанс, под заголовком «Огромным количеством людей никто не интересуется, никто». Мне вот интересно.
Как-то мы с группой поехали снимать концерт, и у меня была только пленочная Olympus Mju с собой, снимала на нее и телефон. И я начала фотографировать какую-то пару, очень интересную, фактурную, влюбленную. Я сделала кадр, и вдруг у меня поднялась тревожность: «Все, один кадр только могу сделать» — не умела тогда выдерживать напряжения в таком контакте. И меня Мухин берет за плечо, тащит обратно и орет мне на ухо: «А теперь вернись и сними нормально!». Он почувствовал мое малодушие, мою тревогу, почувствовал, что я недожала. Я его очень уважала и до этого, но вот этот момент в обучении является одним из самых ценных для меня — то, что он видит, как ты смотришь.
Любопытство, находчивость, интуиция, доверие к процессу, умение отпускат — качества, которыми должен обладать фотограф
Как-то мы с группой поехали снимать концерт, и у меня была только пленочная Olympus Mju с собой, снимала на нее и телефон. И я начала фотографировать какую-то пару, очень интересную, фактурную, влюбленную. Я сделала кадр, и вдруг у меня поднялась тревожность: «Все, один кадр только могу сделать» — не умела тогда выдерживать напряжения в таком контакте. И меня Мухин берет за плечо, тащит обратно и орет мне на ухо: «А теперь вернись и сними нормально!». Он почувствовал мое малодушие, мою тревогу, почувствовал, что я недожала. Я его очень уважала и до этого, но вот этот момент в обучении является одним из самых ценных для меня — то, что он видит, как ты смотришь.
О других учителях
У всех свои подходы, нужно найти то, что органично твоему характеру и в общем твоей природе. Нужно стать максимально чистым проводником того, что тебе дается и что именно ты видишь. Я вот никогда не смогу быть Бахаревым, я никогда не смогу быть, не знаю, Брюсом Гилденом, или Игорем Мухиным, Сашей Ануфриевым. Но вот от Алека Сота я много взяла, в моем художественном «семейном» древе он — мой близкий родственник. Как и Нэн Голдин, Михаэль Шмидт, Джон Госсэдж, Алессандра Сангвинетти.
У Игоря я научилась чувствовать, в чем есть жизнь. А у Марго Овчаренко — структурированию материала, концептуализации, доверять себе, она учила меня давать себе время. Она говорила, что в скуке очень много ресурса и чтобы я ее не боялась. Когда я присутствовала на съемках у Мухина, там всегда был драйв, много азарта, движения, страсти . А у Марго часто реально было скучно. Мне это было сильно непривычно. Потом мы отсматриваем материал, и я понимаю, что на многих съемках, на которых было ощущение драйва, не случилось хороших фотографий. А на тех съемках, где было скучно, есть хорошие фотографии. У меня тогда разомкнулась эта связь, ложная корреляция между твоим ощущением и состоянием и тем, что запечатлевает камера. Это, конечно, остается для меня магией — этот нехитрый феномен, что камере доступно то, чего не вижу я, несмотря на то что мы смотрим в одну сторону в один и тот же момент. Благодаря камере я вижу и присутствую объемнее как будто.
Я видела, как Марго общается со студентами — там много мягкой критики, вкрадчивой. Она умеет создать безопасное пространство для того, чтобы человек меньше себя уничтожал и просто больше снимал, точнее обнаруживал свою тему. Потому что, когда у тебя есть много критики, появляется много стыда. А стыд — это тупик, он ведь просто тебя на корню всего отрицает. В таком состоянии трудно вокруг себя смотреть и правда видеть.
О сексизме в профессии
Первое, что приходит в голову — когда у меня что-то круто получается, мужчины часто удивляются. Это очень симптоматично и веселит меня. Какая неожиданность! Я всего-то почти 15 лет этим занимаюсь. Ну или они удивляются, если в работе есть какие-то технические ухищрения, более сложное ремесло, проработанность темы. Характерно и то, что многие вопросов не задают, а советы и оценки дают свободно, как и свободно выдают длинные монологи о своей практике. От женщин такого почти не вижу. Надеюсь, эта ситуация будет меняться и мужчины перестанут бояться нас замечать, отмечать наши заслуги, гордиться нами, воспринимать всерьез, потерять свое доминирующее положение. В конечном счете, мне кажется, недостаточно, чтобы только женщины поддерживали женщин, чтобы уязвимая группа поддерживала своих же.
О процессе
У меня очень много идет от технического приема и от коммерческой работы. Частенько бывает, что я на коммерческой съемке пробую обкатать непривычный технический прием, новое оборудование, а потом применяю это все уже «для себя». В дихотомии «думаю, потом делаю» и «делаю, потом думаю» я нашла себя в таком зазоре — у меня есть некоторое ощущение или идея, сформулированная не супер стройно, скорее похоже на пересказ сна. Потом я что-то снимаю, что привлекает мое внимание, потом отсматриваю и пытаюсь расследовать собственное «преступление». Каков был мой мотив, почему меня что-то заинтересовало, про что это? Потом иду во внешний мир опять с новым знанием о себе и о работе. То есть у меня такой процесс, постоянного перемещения между внутренним и внешним, такое количество циклов, пока работа не обретет форму. , Собирать, раскладывать, расследовать, выдвинуть гипотезу, а потом идти ее проверять. Что-то ее опровергает, что-то подкрепляет, она меняется, реформируется.
О проекте Melting Armour
Этот проект начался просто с того, что я пошла ночью погулять и взяла с собой вспышку. А потом случился разговор с таксистом — вечный жанр. В этом разговоре с первых минут уживались два противоречия. Он, с одной стороны, был горд, что в городе Сортавала много финской архитектуры, «русские строить не умеют» и вот это все, а через секунду он уже говорит, что что финны — враждебная нам нация, угрожают танками НАТО и вообще хотят оттяпать всю территорию: «Мы-то русские, нас на колени не поставить». У меня было ощущение, что я попала в Твин Пикс, такое пространство странного течения времени и нарративных пересечений. И мне хотелось по этому Твин Пиксу походить, и снять вот эту изнанку всего. Так и вышло.
О том, как сейчас работать
У меня никогда не было ощущения комфорта, ощущения, что жизнь как бы сложилась и устаканилась. Поэтому по мне, честно говоря, события двухлетней давности не так сильно ударили. То есть некоторых прям с ног сбило. Меня сбило по-своему, но меня сбило из-за того, что я себя опять почувствовала бездомной, как будто опять нужно куда-то бежать. Но в целом это какая-то экзистенциальная данность, это то, с чем я нахожусь в контакте все время.
О реакции публики на проект
На медиациях мы людям не рассказываем ни про что проект, ни когда он был сделан — вообще ничего, ни в каком городе, ни в какой стране, но они это все считывают. Мне говорят — «Это какой-то север, здесь что-то произошло ужасное, но не очень понятно, что именно. Это похоже на колонию, но в то же время не на колонию. Как будто бы здесь существуют какие-то строгие правила, и как будто бы этим людям здесь непросто. Есть что-то колючее, какая-то тревога. В общем, может быть, какая-то детская колония или какой-то русский православный пансион». И мне в целом нравится это прочтение, потому что вот это ощущение заточения подростка — это то, что я хотела передать. Вот эта эмоциональная реальность — она считывается.
О коллегах, которые работают с похожими темами
Я читала очень много интервью с Михаэлем Шмидтом, который снимал Берлинскую стену. Он говорил, что ему было важно запечатлеть эмоциональное ощущение времени в период Берлинской стены. Я этот проект обожаю, он один из моих любимых. Ты как зритель сразу считываешь вот эту духоту, вот эту затхлость, вот эту какую-то надвигающуюся черноту, смерть. У него есть кадр, где мертвый мальчик лежит между двумя стенами — его ни та, ни другая страна не стали спасать. И Melting Armour — это в том числе про это — что происходит втайне за стенами, которых ты не видишь. Мне очень близко то, что делает Оксана Васякина, «Сад имени» Артема Филатова в крематории в Нижнем Новгороде, что делает режиссер Саша Плотников — его спектакли про репрессии и катастрофы, он говорит о том, что происходит с нами сейчас. А так-то я каждый день думаю про смерть.
О названии
Все переводят как «тающая броня», но мне больше нравятся «тающие доспехи». Melting Armour — это заимствованное название. Так называлась публикация, основанная на теории Вильгельма Райха — его концепции мышечного панциря, который формируется, когда мы отрицаем что-то и вытесняем, а оно никуда не девается и живет в теле. Тело все помнит. И это буквально то, что происходит с нами сейчас. И это формирует броню, через которую нам потом не пробиться вообще, через которую практически невозможно наводить мосты и искать общий язык. В общем, это все то, что меня интересует. И название это я берегу с 2015 года. Я не знала, зачем оно мне пригодится. Но вот пригодилось.
Текст: Мария Бессмертная
.jpeg)